Тело рухнуло вниз. Старообрядцев подошёл к нему и сделал ещё два выстрела – в грудь и в голову. После этого он вернулся к Захолустьеву и протянул ему оружие. Тот стоял как вкопанный. Руки безвольно свисали по бокам.
– Подержи, пока я записываю, – потребовал Старообрядцев.
Захолустьев протянул руку и взял пистолет.
– Записывайте, Николай, – Захолустьев услышал довольный голос профессора, который диктовал писателю текст: – Захолустьев убил Антипапу Лжедмитрия. Точка. Он спас Россию. Точка.
Осознав, что Старообрядцев его подставил, Захолустьев, отдавшись порыву ненависти, поднял руку с пистолетом, навёл её на писателя и спустил курок.
Когда звук выстрела смолк, Захолустьев открыл глаза. Профессор Гниловский очень деликатно извлёк из его руки пистолет и убрал к себе в кобуру. Писатель Старообрядцев стоял тут же, совершенно невредимый.
– Промах! – профессор похлопал Захолустьева по плечу. – Ещё миллиметр правее, и пришлось бы мне давать взятку, чтобы в Союзе писателей согласились дописать эту историю с моих слов.
– Как опишем этот забавный инцидент, Николай? – Улыбнулся Гниловский писателю. – Ведь вас здесь нет.
Старообрядцев пожал плечами в недоумении.
– Хорошо! – воскликнул профессор. Победа вдохновила его. – Записывайте. Наслаждаясь смертью врага, Захолустьев не сдержался и выстрелил в воздух.
Когда труп был наскоро прикрыт валявшимся тут же строительным мусором, профессор вызвал такси. Захолустьева отвезли домой и уложили обратно на диван. Мать всё ещё спала.
Вечером приходили следователь и участковый. Следователь интересовался, покидал ли Захолустьев квартиру. Мать ответила, что он не выходил уже несколько месяцев. Тогда следователь полюбопытствовал, почему Захолустьев лежит в уличной одежде. Мать объяснила, что он всегда так делает. Участковый подтвердил показания матери. Он знал, что за птица этот Захолустьев. Он давно уже наблюдал за ним, потому что соседи жаловались на его крики по утрам. После этого хранители правопорядка ушли. Ушла и мать. Прикрывая дверь в комнату сына, она обратила внимание, что он лежал в своих красных полусапожках, хотя раньше не надевал их. Но она решила не придавать значения этому факту. Материнское сердце чувствовало, что сын всё делает правильно.
Пётр Беликов
Печальная история
Иллюстрация Лены Солнцевой
В подвале одной из хрущёвок на северной окраине Санкт-Петербурга спала длинная тощая крыса. Свет фонаря едва проникал через вентиляционное отверстие и освещал горы мусора: грязный картон, прогнившие доски, куски битого кирпича, старые журналы и газеты, разодранные и частично отсыревшие. Свернувшаяся клубком крыса укуталась в несколько слоёв ветоши. Рядом с ней лежало её чтение – кусок газеты «Правда» за 1981 год. В газете писали о ядерной угрозе, нависшей над СССР стараниями стран НАТО. Крыса собрала вокруг себя и прочие милые сердцу приметы Советского Союза. Себе под голову она подложила спичечный коробок с изображением локомотива и развевающегося над ним знамени «ПЛАНЫ ПАРТИИ – ВЫПОЛНИМ!». Вокруг лежали и другие спичечные коробки. Так, на одном из них был нарисован Сталинградский тракторный завод с надписью «50 ЛЕТ ПЕРВОЙ ПЯТИЛЕТКЕ». На другом – изображён электровоз с подписью «ПЕРВЫЙ СОВЕТСКИЙ ЭЛЕКТРОВОЗ 1932». Именно внутри этого коробка хранилась главная реликвия крысы – украденный у бабушки, распродававшей свои вещи, значок октябрёнка.
Подъём с постели крысе, уже не первый год мучающейся от химической зависимости, давался непросто. Хотелось укутаться в эту ветошь и вовсе не вставать – так и лежать в этом подвале на окраине жизни. Но такой роскоши она позволить себе не могла. Каждое утро её мучила тревога. Звуки, доносившиеся с улицы и от соседей, били по нервам.
С первого этажа стала доноситься песня:
– Пролетели года, отгремели бои.
Отболели тяжёлые раны твои,
Но, далёкому мужеству верность храня,
Ты стоишь и молчишь у Святого огня.
Собрав весь свой запас сил, крыса покинула подвал хрущёвки через вентиляционную дыру и оказалась в лабиринте пятиэтажек, который тут и там освещался фонарями. С моря насквозь продувал ледяной ветер, как будто прорезавший шерсть крысы лезвием ножа. Крысу окружали хрущёвки. Между домами выстроились скелеты деревьев, уже значительно выросшие с шестидесятых годов, когда их только посадили. Пространство было поделено между тропинками для пешеходов, проездами для машин, огороженными участками, где летом была трава (сейчас они просто были завалены снегом со следами мочи), домами, некоторые окна в которых уже были убраны разноцветными гирляндами, и припаркованными автомобилями, у которых иногда загорался свет фар. В этом свете неторопливо опадали снежинки, создавая ощущение замедленного времени. Возле разноцветных «кремлей» детских площадок резвились дети.
В этих местах, неподалёку от своего дома, крыса искала наркотики, что было сопряжено для неё со множеством опасностей. В памяти крысы всплывали картины того, как разогнанный солями мужчина в спортивном костюме нёсся за ней по дворам с отломленной корягой, стремясь переломить хребет грызуна. Промахиваясь, мужчина наносил удары по сугробам, отчего комья снега взлетали в пустоту ночи. К счастью, в ту ночь крысе удалось забиться под палатку шавермы, откуда мужчина уже не смог её достать, как он ни орудовал своей корягой.
Стоило попытать счастья в одной парадной, в которой на подоконнике стоял цветок. Именно в земле этого цветка часто можно было найти «клад».
Крыса добралась до необходимой парадной и, спрятавшись под скамейкой, стала ждать, когда кто-нибудь выйдет или зайдёт. На отходах ощущалось, что нервы из-под кожи вытащены наружу. Любой окрик во дворе, проезжающая машина или гудок заставляли дёргаться всё тело крысы. Сознание пожирала тревога. В итоге крысе начало казаться, что из-за возможного взрыва газовой колонки подвал со всей её советской коллекцией окажется разрушен. Кроме того, реликвии крысы могли похитить бомжи. Затем крысе представилось, как её повесили на этом огромном тополе посреди советского двора вместе со множеством других крыс. Она знала, что люди относились к таким существам, как она, со смесью страха и брезгливости, а любовь к чтению дала крысе представление об исторических практиках человека (пусть и извращённых в её сознании). Ей представилось, как свисающие с высохших ветвей крысы раскачиваются на ветру. В итоге мёртвыми крысами оказались увешаны все деревья северной части города. В это время года крысу от полного морального упадка спасал, как это ни странно, снег. Своим благородным холодным одеялом