– Что они, дураки, что ли, вскрывать потом?! Кому это надо?
Охали ромалы, охали чавалы, а сами все и вскрыли! Таможенники оглядели – перебрали посуду, и велели все запаковывать. Времени ушло – немерено! Рейс отменили! Вылетели на пять часов позже. Спасибо, родной «Аэрофлот» накормил нас еще до отлета: каждому огромный бутерброд с котлетой, помидорами, огурцами, зеленью, маслинами, да еще литровая «бадья» с кока-колой!
Ну, а в московских комиссионках синяя греческая посуда одним днем улетела! Одним днем! Ай да рома́!
Осенью 92-го занесла нас нелегкая в Ереван – после Ростова, Кисловодска, Сочи… Жемчужный себя плохо чувствовал уже в начале поездки, жаловался на печень, похудел, ничего не ел, кроме борща – цыганского, замечательного! «Поешь, морэ, со мною, цыганский борщико!»
В Ростове и Кисловодске я заставил его пойти к врачам: обследоваться. И там, и там результатом было: совершенно здоров! А он все худел, желтел и жаловался на печень! Мы уже решили, что желтуха, но медики отвергли это! А в Ереване, за два дня до отлета оттуда, тамошние врачи мне шепнули: «Рак поджелудочной железы!»
Но в Москве оказалось: метастазы съели всю печень! Ему не сказали об этом, но он и сам все понял. В раковом корпусе на Каширке, где я его навещал, он, исхудавший до невозможности, все плакал и вопрошал небо: «За что? За что?»
А на последних концертах в Ереване, когда мы его чуть не силком оставляли в гостинице, он, превозмогая жуткую боль, все-таки выходил на сцену – и преображался! Никто б не сказал, что этот пламенный артист болен!
Перед гастролями в Югославию мы провели весь день у него дома: его выписали из больницы. Он был рад: с ним, с ним его артисты, его друзья, его актерская сценическая семья!
А темным январским утром следующего дня автобус, который вез нас в Шереметьево, остановился у его дома, и мы разглядели в окне его, машущего нам – его последний привет.
Слезы душили нас: все понимали, что он прощается навсегда! Но все же не верилось, что более не увидим его живым.
О его кончине сообщили нам в Сербии.
Панихида была в театре «Ромэн». Занавес на окнах фойе задернут, мрачновато.
Н.А. Сличенко и говорит: «Отдерните шторы, светлей будет!» И только шторы раздернули – все ахнули: над гробом крест воссиял! Успели сфотографировать.
Когда мы вернулись из Сербии, эти фотографии показал нам сын Николая Михайловича Георгий Николаевич: над гробом белый световой крест – утолщенный по краям, тонкий в перекрестье!..
В последние годы перед кончиной Николая Михайловича мы частенько ездили на гастроли без него – болезнь уже взялась за свое страшное дело.
Но когда его не стало, я не раз ловил себя на том, что мы, его артисты, его друзья, почти перестали смеяться.
А когда ехали на концерт и за окном проплывали далекие мерцающие огни, во мне все чаще начинала звучать и нарастала мощью своею песня, которую он когда-то пел в Юрьев-Польском: «Кай, кай, мири э бахт?!» – «Где, где мое счастье?!»
Пером беспристрастным
Александр Потапов
Как погибают предприятия
Александр Васильевич Потапов – инженер, ученый, кандидат технических наук, лауреат премии Правительства РФ. Почетный радист. Автор нескольких научных монографий и множества статей в отечественных и иностранных журналах. И в то же время он член Союза писателей России, в его активе стихотворения, рассказы, воспоминания, опубликованные как в различных сборниках, так и в виде отдельных изданий: «Голосом негромким», «Из плена лет», «Моя родословная», «Разнолетье», «Повествование об истоке».
Развал Советского Союза, скорее всего, по недомыслию, Горбачев начал вскоре после прихода к власти, разрешив внешнеэкономическую деятельность практически всем предприятиям, что почти мгновенно привело к опустошению прилавков магазинов – и продуктовых, и промтоварных. Этому способствовала и появившаяся вскоре возможность предпринимателям превращать безналичные деньги, выкачанные из госпредприятий, в наличные. В результате первый президент СССР не только свою собственную власть не смог удержать, но умудрился и страну потерять.
Пошел парад суверенитетов. Партийная и советская номенклатура союзных республик из кожи вон лезла, чтобы сосредоточить в своих руках всю полноту власти теперь уже в каждой из независимых стран. С приходом к власти в России Ельцина огромные, невообразимой ценности государственные богатства стремглав, за бесценок, переходили в частные руки. Инфляция в один миг съела все накопления простых трудяг. Банки остановили перевод средств на счета предприятий, поставив те на грань банкротства. Пошли бартерные расчеты.
Потеря бюджетных ассигнований почти всех оставила без работы. Я бегал в дирекцию, организуя оплату обучения желающим приобрести востребованные профессии – бухгалтера или экономиста. Освоив новые профессии, сотрудники довольно быстро находили предприятия, где они были нужны, благо, стало много инициативных людей, рисковавших создавать свои малые фирмы.
Одним из тех, кто чувствовал себя виноватым из-за неумения найти работу для своих сотрудников, был начальник лаборатории Саша Масленников. Возникавшие время от времени надежды на новую продукцию не оправдывались, и мне приходилось только руками разводить, переживая и за себя, и за Сашу:
– Ну, что здесь поделаешь, наша продукция теперь никому не нужна. Армию громят, денег ей даже на прокорм не дают, кругом царствуют одни банки.
Как-то я спросил Масленникова:
– Саша, а как другие ваши однокурсники выживают? Неужели все предприятия в таком же плачевном состоянии, как и мы?
– Да еще хуже, Александр Васильевич! У нас хоть что-то есть, а у других вообще ничего, – Саша покачал рано начавшей лысеть головой. – Как правило, распродают все, что можно.
– И все, что нельзя, – добавил я, прекрасно зная, что на нашем предприятии тоже иногда даже станки пропадали, не говоря уже о настольных компьютерах, но виноватых так и не находили. Впрочем, это ни для кого не было тайной.
Масленников вопросительно посмотрел на меня:
– Александр Васильевич, не знаете, будет зарплата, и когда? Уже два месяца нам ни копейки не платят. Не знаю, как и жить.
Я только вздохнул:
– Я думаю, на это и директор не ответит. Вы же знаете, если зарплату не платят, то не платят никому – ни начальникам, ни дирекции. А живем мы случайными заработками.
Саша удрученно добавил:
– А когда заплатят, то инфляция успевает обесценить эти денежные знаки.
Я перевел разговор:
– А как себя чувствует Наташа?
Саша и Наташа пришли к нам в самом начале работы с бортовой станцией и вскоре поженились. Теперь у них двое детей, младший появился совсем