ОЛЬГА. Я вас не понимаю.
ПРОФЕССОР. А что здесь понимать? Все просто! В одни руки, как в старые времена, отпускается один дефицитный товар: безжизненное существование или несуществующая жизнь. Я выбрал первое. Если это можно, конечно, назвать выбором…
ОЛЬГА (смотрит профессору в глаза). Значит, вы от меня отказываетесь?
ПРОФЕССОР. Сожалею. Однако я уже от вас отказался. Там, на даче, за вишневым кустом. Крокодил нечаянно сомкнул челюсти и затем выплюнул нас с вами. А ведь была надежда… И даже не надежда – так, рецидив души.
ОЛЬГА. Но ведь вы – человек слова! Разве это справедливо? Где же ваше обещанное благо?
ПРОФЕССОР. Да, я человек слова. А вне слова, как вы знаете, ничего нет. И вас тоже нет. Вы не существуете.
Ольга беззвучно плачет.
ПРОФЕССОР. Только, пожалуйста, не убивайтесь так. Это ничему не поможет. Знаете, никогда не понимал, почему люди на похоронах плачут. Не стало кого-то – и слезы. И поминальные платочки в руках… По-моему, все разрушенное, несостоявшееся, зачеркнутое – если оно нам действительно дорого – нужно осмеивать, а не оплакивать. Да-да. Плачем страх не изгонишь. И на совершенную любовь положиться нельзя… Остается только смех. Поэтому смейтесь и ничего не бойтесь. Прощайте.
Профессор делает несколько шагов прочь. И возвращается.
ПРОФЕССОР. Вот ведь… Выпало из головы. (Достает из рукава бумажные листы, свернутые трубочкой, вкладывает Ольге в руку.) Набросал комедию. Не Божественную, конечно. И все же, думаю, вас захватит, увлечет. А если нет, тогда бросьте ее в урну. Невелика будет потеря.
Профессор уходит. Ольга долго стоит на одном месте, не разжимая ладони с листами. Затем начинает останавливать прохожих, обращаться к ним. Люди, не слушая, бегут по своим делам.
ОЛЬГА. Скажите, пожалуйста, этот город… Извините, вы не знаете, существует ли… Прошу прощения, этот город вообще…
Конец
Публицистика, критика, очерк
Анна Жучкова
Анна Жучкова родилась в Москве. Кандидат филологических наук, литературовед, литературный критик. Работает на кафедре русской и зарубежной литературы РУДН. Автор многих научных публикаций, пособий по русской и зарубежной литературе, монографии «Магия поэтики О. Мандельштама» (2009). Как литературный критик печатается с 2015 года в журналах «Вопросы литературы», «Знамя», «Октябрь», «Урал» и других, интернет-журналах «Лиterrатура», «Textura».
Лаборатория критического субъективизма
Сегодня нет критики! – говорят нам. А вот и есть. И даже организованные группировки критиков водятся в заповедном лесу.
В начале этого года заявила о себе группа критиков-субъективистов, представителей эпохи метамодернизма, объединившихся в «Лаборатории критического субъективизма».
Как «Мастерская Петра Фоменко» в свое время появилась потому, что выпускники театрального курса Фоменко не захотели расставаться с мастером и друг с другом, так и группа критиков-субъективистов возникла в ходе семинаров молодых писателей СПМ. В группу вошли не все участники семинара 2019 года, но к ней примкнули и другие неравнодушные критики. Итак, вот мы, критики-субъективисты:
Валерия Пустовая, Анна Жучкова, Елена Сафронова, Михаил Хлебников, Алия Ленивец, Сергей Баталов, Александр Евсюков, Сергей Диваков, Евгения Тидеман, Мария Лебедева, Анастасия Бездетная, Анастасия Трифонова, Арина Буковская, Андрей Мягков.
Субъективисты – в этом слове для нас много значений.
Главное – субъект действия. Человек. Мы снова говорим о человеке, его ценностных и духовных ориентирах, смысле его жизни.
Но в критическом дискурсе исходим не из внешних идей, а из текста как предмета исследования – subject.
Мы субъективны и не претендуем на уловление правильной трактовки и воспроизведение единственно верной реальности, будь то реальность автора, реальность текста или реальность мира. Мы выстраиваем наш критический дискурс как многополярное суждение. Индивидуальные мнения могут противоречить друг другу, но, объединенные в общем критическом высказывании, составляют динамически целостное суждение.
Зачем мы собрались и что делаем? Мы встречаемся в «Лаборатории критического субъективизма», чтобы обсудить – один рассказ. Почему рассказ? Во-первых, малая форма незаслуженно обойдена критикой: в обзорах фигурируют сборники или романы. Во-вторых, именно рассказ позволяет критике проявить свою природу, осуществив то, что отличает ее от эмоциональных отзывов, предпремиальных гаданий, рекомендаций «почитать» и прочей околокритической практики: в масштабе рассказа критик занимается не месседжем и имиджем, перспективами писателя и читательским самоотчетом, а пристальным анализом устройства текста.
Мы рассматриваем рассказ не как кирпичик в сборнике, а как самоценную сокровищницу, полную литературных тайн.
Секретов, рецептов, провалов и надежд.
Мы встречаемся онлайн, чтобы говорилось и спорилось горячей. В результате рождается новый жанр критического высказывания: коллективного, многомерного, разностороннего – и единоустремленного. В ходе живой беседы из индивидуальных наблюдений формируется общее видение внутренней формы произведения.
Сейчас мы готовим к печати дискуссию о рассказе Андрея Рубанова «Воздух». Предыдущий материал, опубликованный на сайте журнала «Лиterrатура», был посвящен рассказу Романа Сенчина «Шанс»[1]. В планах Лаборатории – рассказы Елены Долгопят, Евгении Некрасовой, Дениса Осокина, Дениса Гуцко и других авторов.
Слово участникам Лаборатории:
Сергей Баталов: «Говорят, истина рождается в споре. Но на самом деле, со времен Платона, истина рождается в диалоге. В диалоге людей с разным художественным и жизненным опытом, с разными взглядами на природу и задачи литературы, природу и задачи литературной критики. В этом-то диалоге, при взаимодействии самых разных субъективных взглядов, рождается некое новое качество критического суждения. Получается суждение, которое если и не является абсолютной истиной, то, во всяком случае, устремлено к ней. Наверное, столь редкий в нашей критике зверь и мог быть выведен только в лабораторных условиях. Например, в Лаборатории критического субъективизма».
Валерия Пустовая: «Мне нравятся спонтанные объединения людей вокруг одного дела. Это куда перспективней, чем объединение вокруг идеи. Люди и идеи могут меняться, и тогда конец единомыслию. А вот общая задача включает в работу и перемены, и разногласия. Я дорожу нашими различиями – в стиле, опыте, подходе к критике, предпочтениях в литературе. Нас объединил интерес к полемике, к нюансам текста, который проступает тем яснее и полнее, чем меньше критиков пришли к согласию о нем. Мне кажется, сейчас, когда анализ того, как это написано и почему так действует на читателя, вымывается из критики, наш коллективный критический разум может способствовать восстановлению в литературе исследовательского азарта».
Алия Ленивец: «В нашей Лаборатории меня привлекает диалог, в котором каждый говорит не о себе, а о тексте, но при этом раскрывается личность говорящего. Хорошие произведения всегда многослойны, а читатели