Татьяна Вертенова
Родилась в Москве, в семье филологов. В 1996 году окончила филологический факультет МГУ. Преподавала русский язык иностранцам в МГУ и других вузах. Занималась исследованием творчества Гайто Газданова. В 2004–2008 годах работала в журнале «Йога» и издательстве «Ритамбхара». С 2008 года подолгу жила в Индии и Таиланде, вела классы и семинары по хатха-йоге. Читала лекции по «Йога-сутрам» Патанджали, основам аюрведы и ведической астрологии. Сотрудничала с аюрведическим госпиталем в Чилианауле (Средние Гималаи). С 2013 года живет попеременно в Германии, Индии и России. В последние годы пишет и публикует отзывы и рецензии о современной русской прозе.
Стыдно ли быть свободным?
О сборнике Ильи Кочергина «Ich любэ dich», «РИПО/1 КЛАССИК», 2018
Название сборник получил по первой, большой, повести; но в книге есть еще и повесть маленькая, и шесть рассказов. Их объединяет не только единая тональность повествования, но и – главное – единство судьбы главного героя, и все рассказанные истории выглядят как эпизоды из его жизни или жизни его близких (чуть больше вымысла, пожалуй, лишь в рассказе «Чужой доктор»).
Основное интуитивное ощущение при чтении – мудрой стабильности, укорененности; впечатление, что автор ничего не выдумывает, а пишет именно потому, что ему есть что важное сказать об этой жизни. При всей глубине рассказы и повести исключительно стройны и сюжетны – рассуждений в них минимум. Рефлексия дана через внимание и наблюдение, а не через размышления. Герой наблюдает за собой, даже когда активно действует (этим он прежде всего и интересен).
Главный герой – человек образованный и думающий, однако прежде всего он проницательный и опытный наблюдатель. Мотив наблюдения сквозит во всех текстах сборника, у разных героев; но главный герой этот навык очевидным образом развивает и наращивает. «Я немного в стороне от самого себя и от того, что со мной происходит, со всеми нами происходит, что происходит в моей стране и в моем мире. <… > У меня постоянно так – одна часть что-то делает, другая с интересом за ней наблюдает».
«Ich любэ dich» – история о любви взаимной и, в об-щем-то, счастливой. Герой, разведенный москвич, работает лесником на Алтае и встречает там молодую (на восемь лет младше) туристку-студентку: «Наш с Любой роман начался у причалившего ночью катера на прекрасном Золотом озере, продолжился в тайге…». Романтическое взаимное чувство после долгих совместных прогулок-походов по лесам, горам и рекам счастливым образом приводит к браку и рождению сына, но это все, в общем-то, предыстория. А сама история – про мужские-женские отношения, про их испытание и развитие.
Люба – психолог, и в повести будут и расстановки по Хеллингеру, и долгие разговоры и споры с прояснением позиций, ценностей и отношений. Герои понимают, что романтика истончилась, развеялась, и брак уже не спасают ни поездки в Европу, ни рождение ребенка, ни совместное клеение обоев. Их отношения спасает и делает крепче смертельная опасность – болезнь. Именно она создает в повести внутреннее напряжение. Так и кажется: еще немного – и все свалится в трагичность и непоправимость (спойлер: не свалится; во всяком случае, у главных героев). В экстремальной ситуации проявляются характеры: готовность ко всему, смирение, забота и, да, любовь.
Композиция зеркальна – ситуации опасного заболевания возникают у обоих героев и обостряют их восприятие и проживание повседневности, делая его ярким и насыщенным. И в какой-то момент героиня («любимая») говорит слова более важные, чем те, что вынесены в заглавие: «А любимая не глядела на меня, подбирала важные слова. <…> Какая она прекрасная у меня! Хочу, чтобы она еще раз повторила: “Я не хочу тебя менять. Ты нормальный, вернее, ты замечательный. Я знаю, что у тебя получится все, что ты захочешь. Просто делай так, как ты хочешь, так, как считаешь нужным. Как ты сделаешь – так и правильно, даже если неправильно”».
Про название: вот зачем оно на немецком, да еще вперемежку с русским? Да, в повести есть крохотный эпизод, когда герой в Берлине объясняет немецкой девушке Мартине значение имени своей любимой. И все. Ну, допустим, мне-то такое название в самый раз – у меня муж немец, и мы в таком языковом миксе (русский, немецкий плюс английский) и существуем, и я, разумеется, эту фразу (Ich liebe dich – «я люблю тебя») в любом виде узнаю. Но вот зашла ко мне знакомая за книгами (моя домашняя библиотека все больше превращается в общественную – впору формуляры выписывать) и спрашивает: «Аты сама что читаешь?». Показываю. А она: «Ой, я и названи-е-то прочесть не могу». Так что название, будем честны, сокращает круг потенциальных читателей – не все же знают немецкий!
Да и обложка в целом не радует. Вот вас вдохновляет на чтение эта каменная баба? К содержанию она отношения, кстати, не имеет. И даже фамилию писателя Сенчина не смогли без ошибки напечатать! А его приведенная цитата смотрится как перевод непонятного названия.
Но вернемся от нелепого внешнего вида к достойному содержанию. Автор по возрасту мне ровесник, и в моем прочтении эта книга, конечно, про поколение – поколение тех, кто родился в 1970-м. «Я родился и вырос в одной стране, жил в другой, в третьей – в уютной несвободе, неуютной свободе и даже в неуютной несвободе – и все время наблюдал за собой». Определения точны: помнится и «уютная несвобода» 1970-х – начала 1980-х, и «неуютная свобода» 1990-х, и «неуютная несвобода» последних лет.
От ситуации в стране, от социума, из Москвы герой Кочергина уходит, уходит, уходит: далеко в леса и горы, порой в пьянство (но оно будет преодолено), в чтение Кастанеды и практику магических пассов. (Кто ж не читал? Кто же не практиковал? Многие развивали и чувствилище, и наблюдалку. Это все про нас.) Такой уход человека думающего, интеллигентного из общества на природу, в дальние походы и даже на работу в лесах и в горах – это тоже мотив поколения, и он громко звучит во многих произведениях еще одного писателя-ровесника, Александра Иличевского.
В прозе Иличевского тема нашего поколения («сингулярного», «выколотого») – одна из важнейших: «…В 18–20 лет мы оказались на верхушке цунами, опрокидывавшей известно что… Хотели мы того или нет, но на свое развитие мы проецировали развитие/ разрушение