Анучкин. И все барышни решительно говорят по-французски?
Жевакин. Все-с решительно. Вы даже, может быть, не поверите тому, что я вам доложу: мы жили тридцать четыре дня, и во всё это время ни одного слова я не слыхал от них по-русски.
Анучкин. Ни одного слова?..
Анучкин. Вы думаете, я говорю по-французски? Нет, я не имел счастия воспользоваться таким воспитанием. Мой отец был мерзавец, скотина. Он и не думал меня выучить французскому языку.
Н. В. Гоголь
Тому показалось, что с бакенбардами дядя похож на француза и что поэтому в нём мало любви к отечеству.
Ф. М. Достоевский
Два арендатора
После очередного банкротства в небольшом нежилом помещении на первом этаже опять стали слышны проявления жизни. Два перфоратора в унисон, дуэтом, исполнили виртуозную композицию «Полёт шмеля» с повторением до нескольких раз – видимо, на бис.
Соло виртуоза ударника тоже продолжалось рекордные сроки. Программы додекафонической музыки сменялись атоническим авангардом; репертуар широк, но специфичен. Недели пиршества меломана! Анонса концертов не предлагали, и когда, кроме шума в ушах, никаких звуков уже не было слышно, решил, что гастроли окончены, но это был исполненный для финала апофеоз виртуозного мастерства в оригинальной интерпретации на бетономешалке. Звучал опус «4 мин 33 сек» Кейджа – инвенция шероховатой, синкопической тишины, интеллектуальной глубины фантазийного воображения в медитационном настрое, исцеляющей силы. Выступили слёзы души, едва не потерявшей связь с организмом; когда ещё?.. Нет, эти слёзы душат, душат – не могу выразить… – «БРАВО!», «БРАВО!..»
* * *
Оркестром, то бишь ремонтной площадкой, управляли два «дирижёра»-арендатора: принцип двойного ключа, попеременно – ни разу в одном кадре видеонаблюдение их вместе не засняло. Неделю появлялся один, именно появлялся, так как из машины не выходил и не приближался откуда-то, просто возникал.
Эта странность отклоняла вектор мысли в направлении непознанности сингулярности, принципа неопределённости, реализации потенциала квантового поля, появления материи из математической абстракции – не чудо, а уже утвердившийся стандарт для директора Hermitage – без головного убора, с эстетски свисающим cachenez (кашне). Невесомые туфли ин- и индпошива, на опытный глаз – итальянская школа, кажется, так бы шил сам старатель совершенства, прилежанья рук главенства – Страдивари, из кожи качеством не хуже той, что служила основой для записи великих трактатов, определивших ход истории человечества. Fixatoir («фиксатуар» немыслим без прононса, как колоритнейший Прованс – без солнца. «Прованс» – провинция, а сколько спеси, на наш непритязательный манер – так то бы просто безымянны веси…), содержать зачёсанную назад волну волос брюнета в образцовом порядке, нужен не был – имманентная элегантность, иногда сопутствующая аристократизму, распространялась и на остальные проявления эксклюзивной сущности… Черты лица, не нарушенные неправильностью, способствовали привлекательности, однако не поддержанной эмоционально холодной оболочкой размером с раздутое прайвеси – не искры жовиальности, а ведь эта милая характеристика с фотогеничностью производила бы неотразимый эффект, а как есть – просто фигура настораживающего умолчания; и всё ж не обойдён бы был успехом, когда бы честолюбие служило какою ни на есть утехой. Оказией не подвернулось симпатизантов референтной группы, а и случись – уступки ей, что неподъёмные в горах уступы.
Чудачество? Один глаз его украшала накладная радужка, отличавшаяся по цвету от «родной», но которая была природной, утверждать доподлинно невозможно – слезы не обронил, даже не моргнул ни разу…
(Кудрявист кератин без проседи брюнета,
Монокль забыт – зато кашне, Европой «А» одетым.
Походкой, будто сформированною танцем,
С посадкой головы – между масаем и британцем.
Надменности превыше стать,
Могли бы ноздри трепетать,
Но идеального лишь носа крылья —
Мужскому обаянию претит деталей мелкого обилье;
Что достаются не бореньем,
С позиции тихизма —
Слепого случая творенье;
Вредит устойчивой харизме.
К счастливой внешности рукоположен,
А будет результат – Бог весть? Или практически ничтожен.
Когда портрет широкими мазками —
Не всё ли тот же Чичиков пред нами?)
Два его подручных – один довольно помятый, небритый гражданин, но имевший серьёзные претензии к своему фотороботу, размещённому на стенде МВД, как он считал, не вполне отразившему совершенствование личности в обогащающем искусе нескольких ходок.
У другого, наоборот, явственно проявлялись кошачьи черты как во внешнем сходстве, так и в повадках. Когда заведение открылось, у входа постоянно фланировали тигрицы-карлицы в фертильном настроении, остановленные в росте самоедством среды и ничтожеством половых антагонистов, препятствующих неограниченному буйству животворящей природы, – эти коты-недомерки, наоборот, сначала привлечённые обилием соискательниц, стремглав улепётывали, утвердительно отвечая на пушкинский вопрос: «Уж нет ли соперника здесь?»;
На бре́ги скоротечного желанья —
Радушия не встретив на призыв,
В других краях продолжить путь исканий
«Подруг для игрищ и забав»,
Пленяющий чей откровеньем нрав
Пред матерью-природою не лжив!
Казавшийся представителем отряда домашних мышеловов, периодически расплывался улыбкой Флемена перед преданной, ожидающей нежного внимания пёстрой стайкой, что её приводило в мажорное настроение, порой выливавшееся в экстативный ор;
И в представительстве людском не то ж?
Тут лицемерия поднимется галдёж…
За улыбкой прячась, ловелас
Игрою мускул лицевых —
Посыл прямой к природе без прикрас,
Когда всё ясно всем без таковых…
Перед patron’ом парочка со стёртым лицом и кошачьим показушно вытягивалась, глумливо отдавая честь в традициях разных армий, прижимая к виску то два пальца – фигура самострела, то вывернутую пятерню, напоминая ленцой революционных матросов-анархистов; в этом было и от нервической расслабленности бальзаковских кокеток. Рапорт отдавался двухголосием, по настроению, либо эксплозией (explosion) – взрывом смычных согласных, в рокоте синкопированной силлабики [коли понято не сразу, за обычной – метафраза: слог нарубленный – дискретный – телеграфный стиль бесцветный. Этак живенько (алертно) лапидарность врёт посмертно! Это бог сатир Жванецкий – ожил в строке, хотя не быв ещё в мертвецкой], дабы игнорированием подробностей проявленной нерадивости избежать укоризны либо в мелизмах стилистики манерного говорочка, расцветшего на одесском Ланжероне, заслужить милости снисхождения за те же проделки.
* * *
В следующую неделю приезжал другой директор на машине ретрообразца, коллекционный винтаж, с шофёром и порученцем в одном лице, держащим себя независимо и гордо. Сам был в мятой, по моде, льняной паре, в кричащей о себе с экрана ТВ линейке недешёвого, но всё же ширпотреба souliers, – если выражаться грубее, то «шузы». Голову прикрывала гражданская мичманка с «крабом», хитроумно образованным надписью Eclipse – «закат», как