— Не прибедняйся, многоуважаемый Фрязин, весь мир знает о твоих уникальных способностях и талантах. Из бедного странствующего монаха ты поднялся до таких высот, что сейчас в твоих руках судьбы царств и народов!
С усмешкой машу на гостя рукой.
— Полноте, Фарс, какие высоты! Прошу тебя, не трать на меня свое красноречие, лесть не тот ключ, что открывает мою душу!
Я говорю на фарси, и закон общения на этом языке вынуждает меня быть многоречивым и патетичным.
Хорезмиец воспринимает это как должное и в сладкоречивости готов дать мне сто очков вперед.
— Ты, как и положено великим, скромен, многоуважаемый Фрязин, но слова твои источник мудрости. Я не буду рассыпаться зернами лести, а скажу тебе прямо… Так, как велел передать многомудрый Турслан Хаши. За твою услугу он ответит услугой! Когда ты ни попросил и о чем бы ты не попросил!
Слова хорезмийца о любой ответной услуге неожиданно наводят меня на мысль, что это как раз то, чего мне не хватает в будущем раскладе Золотоордынской партии. Усадить малолетнего хана на трон можно, но вот удержать его на взятой высоте будет ох как непросто! Тут Боракчин была права, для удержания трона одной силы будет маловато, необходимо еще и признание. В первую очередь признание авторитетами монгольского мира преимущественного права моего ставленника перед другими претендентами.
«Допустим, Хубилая в далеком Каракоруме можно будет подкупить вассальной присягой и признанием его власти. — Быстро прикидываю про себя. — Только вот Хубилай далеко, пока туда-сюда пройдет год, а может и два, за это время много воды утечет. А вот если право моего ставленника признает ильхан Ирана, то это уже другое дело. Боракчин устами своего сына пообещает ему отдать Азербайджан, за который он уже четыре года сражается с Берке. После такого подарка ильхан непременно поддержит ее сыночка — Туда-Мунке!»
Комбинация еще раскручивается в моей голове, но мне уже понятно, что для ее реализации мне нужен верный человек при дворе ильхана. Кто-то же должен будет донести мои предложения до его ушей.
«Так вот же он, — смотрю на Фарс-аль-Хорезми и вижу нойона Турслана Хаши, — сам идет ко мне в руки!»
Пока эти мысли роятся в моей голове, я храню на лице бесстрастное выражение, а вот мой собеседник, явно, нервничает. Фарс и раньше не отличался выдержкой, а сейчас так прямо весь издергался.
— Ты пойми, Фрязин, у Хулагу только от основной жены Докуз-хатун пять сыновей, да еще с десяток наберется от прочих, не считая наложниц. Хулагу выбрал наследником старшего сына, но Абака-хан слишком мягок, не интересуется государственными делами, а что самое печальное, его не уважают в войске. Что, если он не удержится на троне⁈ Можно ли с уверенностью ставить на него или, может быть, лучше на Юшумута? А может, Тарагай?
Мой гость с потаенной заискивостью смотрит мне прямо в глаза, и я понимаю, что Фарс тоже очень боится возможной осечки. Там, на Востоке, если уж начинают зачистку родни, то режут всех без разбора, руководствуясь лишь одним принципом: «Кто был не с нами, тот против нас!»
«Турслан мне еще пригодится! — Решаю я однозначно. — Жаль только, что гарантией служит всего лишь слово хорезмийца. Если припрет, то потом Турслан легко отопрется, но будем надеяться, что монгол сдержит слово. Раньше, во всяком случае, он словом своим не бросался!»
Молчание затягивается, и мой гость делает еще одну попытку.
— Ты не сомневайся, Фрязин, Турслан Хаши слову своему верен. Да, ты это и сам знаешь!
Соглашающе киваю головой.
— Конечно, мой дорогой друг! Знаю и ни минуты не сомневаюсь в слове уважаемого Турслана Хаши. Раз он сказал, что выполнит любую мою просьбу, то так оно и будет!
Фарс успевает быстро поддакнуть, и я продолжаю:
— Будущее трона ильханов видится мне ясно. Проблем с наследованием не будет, и через полтора года в феврале месяце Абака-хан оденет себе на голову корону ильхана.
Я замолкаю, и хорезмиец немного разочарованно выдыхает.
— Вот так вот просто! Ни разбрасывания костей, ни гадания, ни жертвенных животных…!
С усмешкой поднимаю на него насмешливый взгляд.
— Из уважения к тебе, мой дорогой друг, я мог бы исполнить что-нибудь из перечисленного, но, к сожалению, у меня совсем нет времени! Тебе придется просто поверить мне на слово и передать его Турслану Хаши. Дальше уж ваше дело на кого ставить, но когда мое предсказание сбудется, я буду считать свою часть договора выполненной.
Мой жесткий уверенный тон подействовал на хорезмийца, и он тут же начал рассыпаться в извинениях.
— Ну что ты, Фрязин! Я ничуть не сомневаюсь в тебе и твоем даре! Ты много раз доказывал, что никогда не ошибаешься. — Прижав руки к груди, он поднялся. — Ты дал моему господину то, что он просил, и он никогда не забудет о твоей услуге. Сейчас же я хочу откланяться и немедленно тронуться в путь. Впереди у меня дальняя дорога, а времени осталось не так много!
Даю ему дойти до порога и останавливаю у самого полога шатра.
— Еще одно, мой дорогой друг!
Фарс замирает у входа и поворачивается ко мне с напряженно-вопросительным выражением лица: «Что-то не так⁈»
С улыбкой встречаю настороженный взгляд.
— Передай Турслану, что в год смерти Хулагу вновь начнется война с улусом Джучи. Темник Ногай с войском вторгнется в южный Ширван в середине лета.
По вспыхнувшему в глазах хорезмийца алчному блеску вижу, что он понимает, насколько важной информацией я только что поделился и какие дивиденды она может принести его господину.
Дав ему переварить услышанное, продолжаю:
— Считай это моим подарком Турслану! Хочу, чтобы у него все было хорошо и он занял самый высокий пост у трона нового ильхана Абаги!
Часть 1
Глава 12
Конец августа 1263 года
Поднимая сноп брызг, десяток всадников пересек брод и на полном скаку взлетел на вершину холма. Прищурившись на солнце, слежу за ними и терпеливо дожидаюсь, пока от них приходит сигнал — все спокойно, переправляйтесь!
Калида трогается первым, и я, ткнув кобылу пятками, пристраиваюсь ему в «кильватер». Лошадь послушно идет в воду вслед за мерином Калиды, и наш небольшой караван неспешно переправляется на восточный берег реки Сож.
Рядом со