Сейчас до острога осталось совсем чуть-чуть, по словам проводника Тимохи, до вечера доберемся. Это может значить все что угодно: и три часа пути, и пять, и черт его знает сколько!
Так долго терпеть нытье Куранбасы в мои планы не входило, и, дабы не обижать друга, нахожу ему дело.
— Давай-ка съезди к дозору, — тыкаю камчой в группу всадников на вершине, — глянь, не видать там уже острог-то⁈
Куранбаса недовольно хмурится, явно, собираясь возразить, но я останавливаю его жестким взглядом.
— Давай, давай, не спорь!
Тот, хлестнув коня, пустил его в галоп, а я наоборот притормозил ровно настолько, чтобы едущий позади киевский боярин поравнялся со мной.
— Жарковато нынче! Да, Ярим Истомич⁈ — Начал я для затравки, и киевлянин поддержал, утирая со лба пот.
— Это точно, солнышко жарит будь здоров!
Наши лошади идут рядом, и я молча поглядываю на боярина, давая понять, что жду от него ответа.
Вчера, на вечернем привале, после того как поели, я вывел его на разговор. Напомнив о том, что род его древний, корнями аж к Рюрику уходит, я посетовал на то, что не по чину и старине относятся ныне к нему в Киеве.
Ярим Истомич с тем согласился, но на мой вопрос, хотел бы он это порядок изменить, отшутился и прямого ответа не дал. Я давить не стал, понимая, что боярин осознает не только ответственность своего решения, но и то, куда может завести нечаянно оброненное слово.
Дальше уже разговор пошел ни о чем, но напоследок я жестко посмотрел ему прямо в глаза и сказал:
— Ты, Ярим Истомич, все-таки, не затягивай с ответом. Нет так нет, я неволить не буду! Доброхотов в Киеве у меня хватает.
Поэтому сейчас боярин понимает, чего от него ждут, и на очередной мой взгляд начинает:
— Я на судьбу свою не ропщу, консул! Ежели не по силам станет, то испрошу у Ярославича разрешение и отъеду на Черниговщину или к Даниилу Романовичу. Будет не просто насиженное гнездо бросать, но на измену я не готов! — Он хмуро встретил мой взгляд. — Князь хоть и согнал меня с поста тысяцкого, но я свою клятву защищать народ киевский помню и своей рукой на город войну и разорение не приведу.
«Что ж, достойно!» — Мысленно поаплодировав боярину, решаю зайти с другой стороны.
Не зная достаточно хорошо этого человека, я подготовился ко всем сценариям. Ежели бы он захотел отомстить князю и о месте своем печалился, я бы ему просто предложил помощь, ну а уж коли он честным гражданином и подданным оказался, то и к этому я тоже готов.
Наигранно изображаю легкое удивление.
— Слышу слова мужа праведного, вот только о какой измене и войне ты толкуешь, не пойму!
Брови боярина изумленно поползли вверх, мол, неужто не так понял я тебя, тверичанин⁈
Секундное замешательство, и он уже было открыл рот, но я опережаю.
— Я ведь потому и позвал тебя, Ярим Истомич, что хочу большой беды избежать! Народ киевский только-только обжился, домишками обустроился, а беда уже тут как тут — на пороге!
Боярин недоуменно покачал головой.
— Погодь, о какой беде говоришь? Растолкуй!
— О той, что сыну Александрову Дмитрию тринадцать годков всего. Хватит ли у мальца силенок, чтобы такой город как Киев удержать⁈
Киевлянин зыркнул на меня вопросительным взглядом.
— Пошто Дмитрий, ведь и отец его покамест жив, да и брат старший…
Одеваю на лицо трагическое выражение.
— В этом то и беда, что пока…! — Беру театральную паузу и ошарашиваю боярина новостью. — Знай, Ярим Истомич, что по зиме нынешней к середине грудня месяца Великий князь Киевский Александр Ярославич отойдет в мир иной. Возвращаясь из Орды, умрет своей смертью и до Киева не доедет.
— Ты отколь такое ведаешь⁈ — В глазах боярина вспыхнул недоверчивый огонек, но я не отвечаю на его вопрос и продолжаю.
— Старший сын его, Василий, ныне в Новгороде княжит. Новгородцы его любят, но ни казны богатой, ни дружины сильной у него нет. Не с чем ему в Киев идти, да и не станет он менять сытый Новгород на все еще прозябающий в разоре Киев.
Вижу, что слова мои подействовали на боярина, и он уже начал представлять, какая грызня может развернуться за град Киев, и какие беды это сулит горожанам.
Словно отгоняя злой морок, он мотнул головой и уже зло воззрился на меня.
— Откуда тебе знать про князя⁈ Может ты за нос меня водишь!
На это я отвечаю так, как и всегда.
— Ты, боярин, знаешь, кто я такой⁈ — Дожидаюсь утвердительного кивка и продолжаю. — Значит, ведаешь какая молва обо мне идет! О том, что слово мое вещее, и что ни разу ни в деле, ни в предсказании я не ошибся!
— Слыхал такое! — Пробурчал угрюмо боярин и отвел глаза.
Вижу, что мой собеседник того и гляди уйдет в глухую оборону, и тут же меняю тактику. Привычно одев на лицо радушную улыбку, добавляю в голос вкрадчивость.
— Я ведь вижу, Ярим Истомич, какие мысли у тебя сейчас в голове! Мол, правду языкастый тверичанин болтает али нет, то время покажет, а пока торопиться не след! — Боярин чуть смутился, а я продолжаю давить. — Решение может и неплохое, ежели ты лишь о своем животе думаешь, а коли о судьбе города да народа Киевского переживаешь, то никудышное совсем!
Ловлю на себе гневный взгляд, но ничуть не смущаюсь.
— Тут ведь как! Когда весть о смерти князя все дворы вкруг облетит, большой беды будет уже не миновать! Охотников занять стол Киевский набежит не счесть, и будут они рвать добычу из рук друг друга зло и яростно, доколе вновь город в развалины не превратят.
Нарисовав столь мрачную картину будущего, делаю очевидный вывод:
— Уж коли ты о клятве народу и семье княжеской помнишь, то выжидать и уповать на волю Божию тебе невместно! Ежели город свой хочешь спасти от беды лютой, то надо действовать на упреждение!
— Как?!. — Невольно вырывается у киевлянина, и я тут же пользуюсь его эмоциональностью.
— Путь только один! Не дожидаясь кончины князя, уже сегодня Киеву следует войти в Союз городов Русских, тогда и наследники