Он смотрит на меня ещё несколько секунд, а потом медленно кивает. Но в его глазах я вижу пустоту.
— Я не хочу никого видеть, мам, — повторяет. — Ни его, ни её. Никого.
— Хорошо. Никого.
Он снова опускает голову, и я понимаю, что разговор окончен. Он сказал всё, что мог.
Я остаюсь рядом, но знаю, что он сейчас где-то далеко. В своём мире боли, гнева и отчаяния.
И я не знаю, как вернуть его обратно.
Я смотрю на него, чувствуя, как сердце разрывается от боли. Он молчит, но я вижу, как его плечи напряжены, как пальцы снова сжимаются в кулаки.
Внезапно он резко поднимается. Его движения резкие, словно он пытается сбросить с себя что-то тяжёлое, невыносимое.
— Поехали отсюда, — говорит глухо, но с какой-то странной решимостью.
Я смотрю на него, не понимая.
— Куда, Ромка? — спрашиваю, хотя уже знаю ответ.
— Поехали куда-нибудь, мам! — он почти кричит, его глаза горят. — Здесь всё грязное. Всё пропитано ложью, предательством. Я не могу больше здесь находиться. Я тут все для нее, а она…
— Хорошо, — говорю тихо. — Поехали.
Мы выходим из дома, и холодный воздух вновь бьёт в лицо. Рома идёт быстро, почти бежит, словно пытается убежать от чего-то. Я едва поспеваю за ним.
Такси, на котором я приехала, всё ещё ждёт у подъезда. Водитель, увидев нас, кивает и открывает дверь.
— Куда едем? — спрашивает он, когда мы садимся на заднее сиденье.
Отвечаю, называя адрес нашей старой квартиры.
Рома молчит, смотрит в окно. Лицо напряжено, губы сжаты. Я знаю, что он сейчас где-то далеко, в своих мыслях, в своей боли.
Дорога кажется бесконечной. Город мелькает за окном, но я почти не замечаю его. Всё моё внимание приковано к Роме. Он сидит, сжавшись, словно пытается стать меньше, незаметнее.
Когда мы подъезжаем к дому, Рома вдруг говорит:
— Здесь всё по-прежнему. Столько лет прошло… ничего не меняется.
— Да.
Мы выходим из машины, и я плачу водителю. Рома рядом по парковке бродит.
— Пойдём, — говорю я мягко, беря его за руку.
Рома заходит вслед за мной в квартиру, останавливается на пороге.
— Пакеты….
— Угу, хотела ужин нам приготовить.
Он кивает, но я вижу полное равнодушие. Он проходит в гостиную к дивану, садится, опускает голову.
— Мам…
Я сажусь рядом, осторожно кладу руку на его плечо.
— Я здесь, Ромка, — говорю мягко.
Он медленно опускает голову мне на колени. Его тело напряжено, но постепенно он расслабляется. Я глажу его волосы, чувствуя, как он дрожит.
— Я не знаю, что делать, — шепчет он. — Всё болит. Всё.
— Знаю, сынок, — отвечаю, хотя знаю, что мои слова не могут унять его боль.
Он замолкает, и через некоторое время его дыхание становится ровным. Он засыпает.
Я сижу, глажу его волосы, смотрю на его лицо, которое даже во сне кажется напряжённым. Я чувствую, как слёзы катятся по моим щекам, но я не вытираю их.
— Мы справимся, — шепчу, хотя сама не уверена в этом.
Он спит, а я остаюсь рядом, чувствуя, как боль и горечь вновь наполняют комнату.
Завтра нужно найти юриста. Я хочу развод.
Постараюсь сегодня еще главу принести.
Глава 38
Вика.
Телефон вибрирует на столике, разрывая утреннюю тишину. Я не сразу понимаю, что это звонок, слишком глубоко погружена в ощущение пустоты, но, когда экран вспыхивает во второй раз, я машинально тянусь к нему.
Оля.
Я смотрю на её имя на экране и на мгновение закрываю глаза. Моя подруга. Та, кто всегда чувствовала меня, даже через телефон. Та, кто не любит церемонии, не терпит притворства.
Я глубоко вдыхаю и отвечаю:
— Привет.
— Вика! — голос её полный восторга, звонкий, как колокольчик. — Ну ты, конечно, королева! Я до сих пор под впечатлением от показа! Шикарно, божественно, сногсшибательно! Я сидела в первом ряду и ловила восхищённые взгляды всех вокруг! Твоё имя гремит! Жаль, что ты сразу уехала! Где ты вообще пропала?
Я слушаю её, но внутри ничего не откликается. Раньше такие слова приносили бы радость, гордость, приятное волнение. А сейчас… Сейчас они лишь отдаляются от меня, как звук далёкого набата.
— Спасибо, — отвечаю глухо.
— Так ты где вообще? Что-то голос у тебя… — Оля замолкает на секунду, а потом в её голосе появляется настороженность. — Вик, всё нормально?
— Да.
Пауза.
— Виктория… — теперь её голос уже не веселый. В нём появляется эта её фирменная нотка, которая всегда означала, что она чуяла неладное. — Чего молчишь?
— Я не молчу, — устало выдыхаю.
— Да ладно, брось, я же тебя знаю! — Оля не даёт мне ускользнуть. — Чё случилось? Умер кто?
Я закрываю глаза.
— Да, — мой голос хриплый, бесцветный, почти шёпотом.
— Что?! — Оля тут же становится серьёзной. — Господи, Вик, кто?
Я открываю глаза, смотрю в потолок.
— Моя семья.
На другом конце линии наступает гробовая тишина.
Я почти слышу, как Оля замирает, задерживает дыхание.
— Вик, — тихо произносит она. — Ты сейчас серьёзно?
— Да.
Она не говорит ничего. Долгую секунду. А потом:
— Где ты?
— В городской квартире. Старой.
— Я еду.
— Не надо, Оль.
— Заткнись, — отрезает она. — Ты серьёзно думаешь, что я тебя оставлю одну после таких слов? Сколько мне надо времени, чтобы доехать?
— Оля…
— Сколько, блядь?! Что мнешься, как малохольная.
Я закрываю глаза и сдавленно выдыхаю:
— Приезжай.
— Всё. Жди.
И она сбрасывает звонок.
Я опускаю телефон на колени и просто смотрю в пустоту.
Что теперь? Я правда хочу, чтобы Оля приехала?
Я даже не знаю.
Но внутри что-то дрожит, тонкой нитью пробегает осознание: я не одна.
Может, это единственное, что сейчас имеет хоть какое-то значение.
Быстро готовлю Ромке обед и собираюсь.
В зеркало смотреть не хочется. Там чужая женщина. Кое-как замазываю тональником синяки и капаю в глаза капли чтобы красноту убрать. Чуть румян и хайлайтер. Меня это, конечно, мало спасает. Но…
Ромке сообщение чтобы поел и не творил глупостей.
Пишу Ольке сообщение, что встретимся в кофейне, что рядом с домом. Кидаю ей геолокацию и выхожу из квартиры. Дверь закрываю снаружи. Пусть сын дома посидит чуть, мне так спокойнее.
--
— Господи, Вик… — Оля смотрит на меня, широко распахнув глаза, её пальцы судорожно сжимают чашку с капучино. — Я просто… у меня нет слов.
Я молчу, обхватывая ладонями горячую кружку. Мы сидим в маленьком кафе неподалёку от дома. Здесь тихо, нет посторонних взглядов, да и Рома не услышит этот разговор. Я не хотела говорить обо всём этом при нём.
Оля нервно выдыхает, поправляет светлые пряди волос и продолжает: