Максим задерживает взгляд на моем лице.
— Вик, ты не понимаешь, что делаешь.
— О, я-то понимаю, — твердо заявляю. — Я понимаю лучше, чем когда-либо.
Максим делает еще один шаг.
— Нет. — Он смотрит мне в глаза. — Ты злишься. Тебе нужно остыть, и мы обо всем поговорим.
За моей спиной раздается короткий смешок.
Рома.
Он не выдержал.
— Ты, значит, решил поучить маму, да? — голос звенит от напряжения. — Рассказать ей, что она ошибается? После того, что ты сделал?!
Максим переводит на него взгляд.
— Это не твое дело, Рома.
— Не мое?! — Рома делает шаг вперед, сжимая кулаки. — Ты разрушил нашу семью, ты трахнул мою невесту, и теперь ты пришел сюда читать лекции?!
Максим молчит.
Но я вижу, как его взгляд темнеет.
— Уходи, — холодно говорит Рома.
Максим стоит, не двигаясь.
— Ты не понимаешь, Рома.
— Понимаю! — сын делает резкий шаг вперед, ярость рвется из него, как огонь. — Ты мне больше не отец! Ты не имеешь права здесь быть!
Максим медленно моргает.
— Я не спрашивал твоего разрешения.
Рома заносит кулак.
Я не успеваю его остановить.
Но Максим ловит его.
Просто останавливает, сжимает пальцы — крепко, болезненно.
Рома замирает.
— Слабый удар, — негромко замечает Максим. — Учился бы лучше.
Рома пытается выдернуть руку, но не может.
Максим склоняется ближе.
— Не лезь в то, чего не понимаешь, Рома.
— Я понимаю всё! — почти рычит сын.
Максим грубо разжимает его пальцы и отталкивает.
— Ты — ребенок, — голос его становится резче. — А я решаю вопросы с твоей матерью.
— Твоей бывшей женой!
Я толкаю Максима в грудь.
Он не двигается.
Его глаза стальные.
— Мы не закончили, Вик.
Я смотрю в его глаза.
— Для меня — давно закончили.
Дверь захлопывается.
Секунда тишины.
Громкий удар кулаком по дереву.
— Ты поняла, Птичка?! — голос Максима звучит жестко, грубо, как рык.
Я сжимаю кулаки.
— Не Птичка. И не твоя.
Слышу, как он задерживает дыхание.
А потом — тяжелые шаги.
Он уходит.
Я оседаю спиной на дверь.
Руки дрожат.
Рома стоит рядом, его пальцы все еще сжаты в кулаки.
— Он не отступит, мам.
Я поднимаю на него взгляд.
— Я знаю.
Мы смотрим друг на друга.
И я знаю, что это только начало.
Максим не остановится. Он никогда не останавливается.
Он будет бороться, пока не получит то, что хочет.
Или пока не разрушит всё вокруг.
— Что будем делать? — голос Ромы дрожит от гнева и боли.
Я закрываю глаза, пытаясь собраться.
— Будем жить.
— Как?
— Не знаю. — Я открываю глаза и смотрю на сына. — Но мы справимся. Вместе.
Мы оба знаем, что Максим вернется.
Вопрос только в одном:
С чем?
В напряжении проходит еще пару дней.
Два дня, которые пролетели как один долгий, мучительный сон. Я пыталась отвлечься, занять себя чем-то, но мысли о Максиме, о том, что произошло, не отпускали. Они висели надо мной, как тяжелый туман, мешая дышать.
Сегодня я приехала в ателье. Работа. Она всегда была моим спасением, моим убежищем. Здесь я могла забыть обо всем, погрузиться в мир тканей, выкроек, заказов. Здесь я была не Викой, которая сломалась, а Викторией Волковой, владелицей успешного ателье, которая знает, как превратить кусок ткани в произведение искусства.
Но сегодня даже работа не приносила облегчения.
На столе передо мной гора дел: неоконченные заказы, счета, эскизы, которые нужно утвердить. Я знаю, что должна заняться этим. Должна. Но каждая бумажка, каждый заказ напоминают мне о том, что жизнь идет дальше, даже если я к этому не готова.
Я беру в руки эскиз вечернего платья, которое нужно срочно сдать через неделю. Ткань уже лежит на столе — шелк, нежный, как облако. Я провожу пальцами по его поверхности, пытаясь сосредоточиться.
— Вика, — раздается голос моей помощницы, Лены. — Клиентка по платью на примерку приедет через час.
Я киваю, не отрываясь от эскиза.
— Хорошо. Я успею.
Лена смотрит на меня с беспокойством, но ничего не говорит. Она знает, что лучше не лезть.
Я беру ножницы и начинаю кроить ткань. Движения привычные, почти механические. Раз, два, три. Шелк поддается легко, как будто сам знает, куда ложиться.
И тут телефон в кармане вибрирует.
Я замираю.
Не сейчас.
Но телефон не умолкает. Вибрация продолжается, настойчивая, как будто кто-то стучится в дверь моего сознания.
Я вытаскиваю его и смотрю на экран.
Максим.
Сообщение.
Я не хочу читать. Не хочу знать, что он пишет. Но пальцы сами нажимают на экран.
"Вик, нам нужно поговорить. Это важно."
Я сжимаю телефон в руке, чувствуя, как внутри все сжимается.
— Вика? — Лена снова зовет меня, но я не могу ответить.
Мой взгляд прикован к экрану.
"Ты не можешь просто взять и вычеркнуть меня из своей жизни. Мы не закончили."
Я чувствую, как гнев поднимается где-то глубоко внутри.
— Вика, ты в порядке? — Наташа подходит ближе, но я отмахиваюсь.
— Да, все нормально.
Я набираю ответ, пальцы дрожат.
"Мы закончили, Макс. Ты сам это сделал."
Отправляю и сразу же выключаю телефон.
Не хочу больше видеть его сообщений. Не хочу слышать его голос.
Я кладу телефон на стол и возвращаюсь к работе. Шелк, ножницы, нитки. Вот что важно сейчас. Вот что реально.
Но внутри все еще бушует буря.
Я беру иголку и начинаю сшивать детали платья. Каждый стежок — это шаг вперед. Каждый стежок — это попытка забыть.
— Вика, вип клиентка приехала, — снова зовет помощница.
Я киваю, откладывая работу.
— Иду.
Я смотрю на себя в зеркало. Вижу бледное лицо, темные круги под глазами. Но это не важно. Сейчас я должна быть профессионалом. Должна улыбаться, говорить, делать вид, что все в порядке.
Я выхожу в зал, где уже ждет клиентка.
Спустя час я заканчиваю работу и захватив кофе в кабинете, иду на выход. Но успеваю