Владимир Вольфович испытующе посмотрел ему прямо в глаза. Но зрительные дуэли — это сильная сторона Директора, поэтому Жириновский очень быстро проиграл.
— Я знаю, — произнёс он, опустив взгляд. — Я видел.
Это значит, что Жириновский имеет доступ к его личным воспоминаниям, до самого момента смерти, включительно.
— Глупая смерть, согласен, — кивнул Директор, «почувствовавший» мнение Жириновского о произошедшем.
— Почему там всё так плохо? — спросил тот.
— Распад СССР, — вздохнул Директор. — Обрыв экономических и политических связей — всё это привело к катастрофе, ведь целое больше, чем сумма всех его частей…
— Я знаю, что ты читал некоторые философские книжки, — поморщился Жириновский. — Я тоже читал.
И тут Директору открылось, ЧТО ИМЕННО тот читал.
Он взял с полки зеркальце для бритья и пошёл в спальню.
— Ты что задумал⁈ — напрягся Жириновский.
— Ничего такого, — ответил ему Директор.
В тайнике под кроватью обнаружились экземпляры различного самиздата — труды диссидентов, различных маргинальных авторов…
— Ты это серьёзно? — посмотрел Директор в зеркальце.
— Серьёзно, — твёрдо и неприязненно посмотрел на него зазеркальный собеседник. — Ты тоже, как я вижу, не был паинькой и читывал разных не одобренных авторов.
Это значило, что Жириновский имеет доступ даже к очень давним воспоминаниям Директора. И они оба поняли, что не могут скрывать свои мысли друг от друга.
— Было, — согласился Директор. — Но я это перерос — я понял, что по-настоящему ценные знания хранятся в трудах незапрещённых авторов.
— Ларина своего мне продаёшь, да? — криво усмехнулось отражение. — Я знаю, кто это и труды его устарели — бессмыслица, которую никак не применить в экономике СССР…
Он осёкся и Директор услышал его мысли.
— Вот именно, — заулыбался он. — Может, ты и видел некоторые мои воспоминания, может, ты даже «прожил» часть из них, но общую картину вижу только я. И только я знаю, что именно будет и что именно нужно делать…
Примечания:
1 — Карболовая кислота — в эфире рубрика «Red, зачем ты мне всё это рассказываешь⁈» — органическое соединение, более известное как фенол, но также известное как гидроксибензол. В советской медицине карболку применяли в целях дезинфекции: раствором фенола мыли полы и стены в приёмных и коридорах, а также в палатах — только после выписки пациентов, замачивали санитарный инвентарь, дезинфицировали ею медицинские инструменты общего назначения — щипцы, лотки, ножницы, термометры, но не хирургический инструмент, а также обеззараживали ею инфицированные помещения. Основной недостаток — токсичность. А ещё вонь карболки невозможно ни с чем спутать. Важно знать, что фенол эффективен против бактерий, но слабее действует на вирусы, о чём было хорошо известно, поэтому карболка применялась в непобедимом тандеме с хлоркой, которая очень эффективна вообще против всего живого (солдаты Первой мировой, будь они сейчас живы, не дали бы мне соврать). Но зачем её тогда, спрашивается, применяли, раз токсично и есть краснознамённая хлорка? А затем, что хлорка сильно теряет в эффективности, когда приговорённая к дезинфекции поверхность загрязнена чем-либо. Если там гной, кровь, пыль и грязь, то микробы имеют шанс на выживание, потому что хлорка частично инактивируется обо все эти помехи, а вот фенолу на такие мелочи плевать и он устроит выжженную землю, а уже затем, когда всё кончено, можно будет обработать эту поверхность хлоркой, чтобы наверняка убить всё живое, спрятавшееся в окопах и блиндажах. Этот двухэтапный метод химической войны против микробов применялся в наших палестинах с 60-х по 90-е годы. А после падения СССР, в 90-е годы, медучреждения, постепенно, перешли на хлорку, потому что оказалось, что «у англичан ружья кирпичом не чистят», а затем на рынки бывшего СССР попёрли огромные объёмы западной продукции, чтобы не только хапнуть сразу много денег на «ничьём рынке», но и наглухо убить все местные производства. Из-за комплексных проблем, таких, как резкое ухудшение финансирования медицинских учреждений, что вызвало, не только, но в том числе, невозможность закупки требуемых объёмов дезинфицирующих средств, в 90-е годы во всех странах бывшего СССР был замечен резкий рост внутрибольничных инфекций, а это резко повысило летальность среди пациентов. Внутрибольничные инфекции — это, если ты, уважаемый читатель, не знал, такие штаммы заболеваний, которые распространяются внутри медицинского учреждения и являются устойчивыми к антибиотикам и иным препаратам, потому что выделились в окружающую среду из уже леченого пациента. Из-за этого, в плохом медицинском учреждении, где не уделяют достаточно внимания дезинфекции, случайный пациент может подхватить совершенно левую инфекцию, блуждающую по больнице, и врачи будут вынуждены лечить его уже от неё. Напоминает мне один момент из жизни, кстати. В бытность мою студентом-медиком, я изучал информацию о положении дел с ВБИ у наших «западных партнёров» и меня зацепила информация, что, дескать, в Германии процент ВБИ — 4–5%, а в самих США в больничках процент случаев ВБИ составляет 3–4% от всех случаев госпитализации. Я тогда подумал: «Германия — это окай, тяжёлое наследие ГДР, как-никак, но США — нимошетбыть, это жи Омэрика! Уы усе урёти!!!» Да, я тогда имел весьма либеральные взгляды — молодой был… Это потом, когда вся эта либеральная мишура у меня в голове резко перестала биться с окружающей меня реальностью, я начал задумываться о всяком. И слава всем Олимпийским богам, что я не стал упорно игнорировать (как это успешно делают многие) эти насквозь нештатные биения шестерёнок и начал размышлять, а затем и вовсе искать объяснения. Но, это ладно. Информацию эту, о проценте ВБИ в США и Германии, я запомнил только потому, что она вызвала во мне эмоциональный отклик — иначе я почти нихрена не запоминаю. И тут, после успешного окончания университета, работаю я в одном приснопамятном медицинском учреждении — захожу, в один прекрасный день, в здание и вижу доску объявлений. Ну, думаю, посмотрю, что пишут. А там написано, что в нашем богоспасаемом учреждении, оказывается, 0,37% случаев заболеваемости ВБИ! 0,37%!!! В Германии, с их довольно-таки мощной и продуманной системой здравоохранения — 4–5%, в США, с их непомерно дорогой и высокотехнологичной системой здравоохранения — 3–4%, а у нас, как оказалось, 0,37%! Я тогда подумал: вот, всё-таки, очевидно, что наша медицинская наука впереди планеты всей! Эти отсталые и немытые варвары, ну, которые, до сравнительно недавних пор, пытались набиться к нам в деловые партнёры, до сих пор мрут, как мухи, от ВБИ, а у нас-то уже давно всё с этим окай,