– Полагаю, что так.
– И он может и дальше испытывать галлюцинации в отделении реанимации, но об этом невозможно догадаться, поскольку ему вкололи успокоительное?
– Да.
– И сколько ему так мучиться?
– Полагаю, он получил очень большую дозу, поэтому это состояние может затянуться надолго – если он вынесет подобное.
Детектив Чемберс поежилась:
– И этот яд легко достать?
– Как раз напротив.
– И как же преступник получил к нему доступ? – Я решила, что это риторический вопрос, и ничего не ответила и поэтому удивилась, услышав следующий: – Здесь у вас он есть?
– Здесь? – переспросила я, оглядев кабинет.
– В университете.
– Нет, у нас нет экземпляра растения, из которого можно извлечь этот токсин.
– А вы знаете другие университеты или организации, в которых он есть?
– Нет.
– А в даркнете это вещество можно найти?
– Где?
– В даркнете.
– Что это такое?
Детектив Чемберс прищурилась:
– Бросьте, профессор. Вы сутками напролет имеете дело с запрещенными веществами и хотите убедить меня, что понятия не имеете о даркнете? – Должно быть, выражение моего лица оказалось достаточно красноречивым, потому что она продолжила: – Ну, уверена, ваши студенты знают, что это такое, и пользуются им.
Я нахмурилась и сделала себе мысленную пометку при следующей встрече с Карлой спросить об этом «нете».
Детектив Чемберс тем временем огляделась вокруг и спросила:
– А еще одного стула у вас не найдется?
– Здесь не гостиная.
– А студенты сюда не заходят? Ваши коллеги? Уборщики?
– Нет.
– А почему? Вы здесь что-то прячете?
Я нахмурилась еще сильнее и сложила руки на груди, но детектив Чемберс отчего-то заулыбалась, словно я выдала шутку, и вынула из сумки какой-то конверт.
– Я хочу кое-что вам показать.
Она положила конверт мне на стол.
– Здесь так темно, может, откроем шторы?
– Мне не нравится вид за окном.
– А что с ним не так?
Утомившись от потока неуместных вопросов, я вздохнула.
– Там колодец внутри стен, сырой и мерзкий, увешанный кондиционерами, он вгоняет меня в уныние.
– А я бы впала в тоску, работая в такой темноте, – отозвалась детектив Чемберс.
Я включила настольную лампу, детектив вынула из конверта фотографию и положила ее в пятно света.
– Взгляните-ка.
Я послушно посмотрела.
– И что это?
– Шприц.
– Это я поняла. Это шприц, с помощью которого ввели яд тому человеку в Сохо. Зачем вы мне его показываете?
– А вы не замечаете в нем ничего странного?
– Нет.
– Взгляните повнимательнее.
Я подняла фотографию к свету, сама наоборот наклонившись пониже.
– Я по-прежнему не…
– Поршень, вернее, его цвет – в нашей стране таких не производят и даже не доставляют, я проверила. Их выпускают небольшими партиями только в Колумбии. – Она помолчала – как я предположила, для драматического эффекта – и добавила: – И еще кое-что. – Она достала телефон, включила и показала мне фотографию: – Это Паскаль Мартаньё.
Я прищурилась, вглядываясь в экран.
– Кто?
– Известный американский художник.
Мне это имя ничего не говорило.
Детектив Чемберс перелистнула на следующую фотографию: живописное изображение шприца с поршнем того же цвета, что и на орудии преступления.
– Это постоянная деталь в его творчестве, и если вы имеете какое-то представление о Паскале Мартаньё, вы сразу вспомните этот шприц. Можно сказать, это его подпись. И знаете, что еще я выяснила?
– Что?
Детектив Чемберс широко улыбнулась.
– Он недавно переехал в Лондон – ничего себе совпадение, да?
Глава 5
Эта часть города была мне незнакома. Я всю жизнь придерживалась одних и тех же привычек: это касалось и маршрутов, которыми я ходила, и мест, которые посещала. В Лондон-Филдс я оказалась словно в другом мире, с непривычными пейзажами и обитателями.
Я вышла со станции и сделала нечто, совершенно для меня не характерное: нарочно пошла в неправильную сторону и оказалась у ворот, за которыми открывался длинный узкий парк, который и дал району имя. Я сделала шаг вперед, чтобы пересечь велосипедную дорожку, отделявшую меня от входа в парк, – и тут же отскочила, чтобы не попасть под поток велосипедов. У некоторых впереди были прикреплены деревянные тележки с детьми, у других в корзинках на руле сидели собаки, у третьих из корзинок торчали цветы и домашние растения. Я покачала головой, заметив в одной из корзинок одно особо ядовитое, и, дождавшись просвета, ринулась вперед.
Миновав ворота, я услышала крик «Аут!», за которым последовал всплеск радостных криков, и рассеянно двинулась в том направлении. У северного конца парка, на газоне, шел матч в крикет; рядом на длинном столе был накрыт послеполуденный чай; игроки, облаченные в белое, сняли джемперы и кепки и нахлобучили их на судью; вокруг отмеченной белым границы игрового поля расселись молодые лондонцы. На фоне непримечательного городского парка зрелище показалось мне нелепым.
Пока я наблюдала за игрой, передо мной всплыло воспоминание, как я сижу на траве, а отец, одетый в белое, с битой в руках, играет в крикет – должно быть, дело происходило в Оксфорде. Женщина в желтом платье передает мне вазочку с клубникой и улыбается, когда я поднимаю на нее глаза. Видимо, я еще совсем маленькая, раз мне приходится задирать голову. Раздается крик «Аут!», я оборачиваюсь и вижу, как отец идет прочь с питча, рассеянно помахивая битой.
Я еще немного понаблюдала за матчем, потом направилась в сторону Мартелло-стрит. Адрес Паскаля Мартанье оказалось нетрудно достать – достаточно было попросить инспектора Робертса. Полагаю, я и сама бы справилась, но спешила, поскольку хотела успеть поговорить с художником до того, как до него доберется детектив Чемберс.
Когда впереди показался выход из парка, я обратила внимание на мужчину в блеклой просторной одежде, с волосами, стянутыми в узел на макушке, с прихрамывающей походкой, и хотя я видела только его спину, мгновенно узнала Паскаля Мартанье с той фотографии, которую показывала мне детектив Чемберс. Рядом с ним тем же размашистым неровным шагом шествовал огромный датский дог. Не торопясь, они миновали тоннель под железнодорожными путями и свернули на Мартелло-стрит, вошли в ворота, как я решила, бывшей фабрики, оставив их открытыми, так что я проследовала внутрь. У входа в здание Паскаль Мартанье остановился, отстегнул поводок и открыл дверь, впуская собаку, а сам обернулся ко мне. Мы замерли, молча глядя друг на друга.
– Паскаль Мартанье? Меня зовут профессор Роуз. У вас найдется минутка? Я хотела задать вам несколько вопросов о вашем… м-м-м, творчестве.
Он продолжал пристально разглядывать меня с макушки до пят, явно пытаясь решить, стоит ли начинать разговор с этой странной женщиной, одетой в старый мужской твидовый костюм, с