Снова бросив взгляд на стопку книг, я заметила, что в нижний томик что-то вложено. Склонившись над столом, я уставилась на него. Из середины книги торчал уголок сложенного листа бумаги. Очень аккуратно я подцепила его большим и указательным пальцами и потянула к себе. Как в игре с балансирующими кубиками, стопка книг заколебалась, но осталась стоять. Я развернула листок. На нем кривыми буквами, которые едва можно было разобрать, был нацарапан адрес. Совершенно очевидно, что почерк принадлежал не Симоне. Моргнув, я снова пробежала глазами записку. Я решила, что ошиблась.
«32, Грейндж Ро…»
– Ты в порядке, дорогуша?
Услышав голос Сьюзен, я подскочила от неожиданности. Скомкав клочок бумаги, я затолкала его себе в карман.
– Ну что, нашла что-нибудь?
Сьюзен стояла посреди кухни.
– Я же велела вам ждать снаружи.
Старушка засмеялась, в ее темных глазах заплясали огоньки.
– Вот уже много лет мне наплевать на то, что мне велят. Чем радует старость – так это возможностью притворяться глухой.
Она подцепила связку бананов.
– Нет-нет, ничего не трогайте.
– Они сгнили. И я собираюсь их выбросить. Мы же не хотим, чтобы здесь все заполонила фруктовая мошка, верно?
Я вздохнула. Старуха оказалась такой же несносной, как ворсинки многолетнего лугового растения с желтыми лепестками Rudbeckia hirta[43]: раздражающие, но безвредные.
– Черноглазая Сьюзен, – пробормотала я.
– Что это значит, дорогуша?
– Ничего. Возвращайтесь обратно и посидите пока на стуле. Я осмотрю второй этаж.
Наверху обнаружились две комнаты: одна спальня в задней части дома, окна которой выходили на местные палисадники, другая – окнами на главную улицу. Двери обеих комнат были распахнуты, и, стоя на лестничной площадке, я окинула их взглядом. Спальня со стороны главной улицы оказалась пустой, за исключением кровати с непокрытым матрасом. Спальня же в задней части дома принадлежала Симоне. Кровать была не прибрана, одежда в беспорядке валялась на полу, на стуле, даже на туалетном столике. Такая неряшливость меня расстроила, но, сделав глубокий вдох, я заставила себя переступить порог комнаты.
На туалетном столике стояло прислоненное к стене зеркало, в углу которого красовался отпечаток накрашенных помадой губ. Это совершенно сбило меня с толку. Я была не в состоянии постичь, зачем ей было целовать собственное отражение. С углов зеркала свисали несколько цепочек с распятиями разнообразного дизайна, среди которых был и розарий.
– Католичка, – пробормотала я себе под нос.
Переполненная косметичка завалилась на бок, и на столешницу из нее высыпались коробочки с разнообразными косметическими средствами и футлярчики с помадой. Рядом валялись щетка с клочьями длинных темных волос и почему-то розовый лифчик с чашечками, который я с любопытством оглядела.
Я обернулась. На двуспальной кровати, стоявшей у окна вдоль стены, одеяло и подушки оказались в полном беспорядке. Возле кровати обнаружилась захламленная тумбочка. Поверх подушки лежала шелковая камисоль[44]. Я поборола искушение дотронуться до нее и вместо этого ногой толкнула дверь ванной комнаты. Там мой взгляд ни на чем особенном не остановился, за исключением двух бутылок геля для душа, двух шампуней и двух кондиционеров, один из которых был парфюмированным, а другой – без запаха. Едва успев подумать, что для одного человека это немного странно, я вспомнила о Джонатане. Вот кто смывает запах своей любовницы, прежде чем отправиться домой, к жене. Я с отвращением передернула плечами и отвернулась.
Насколько я могла судить, ничто в этой квартире не могло привести меня к Симоне. Уже собираясь спускаться, я снова остановила взгляд на камисоли. Она манила меня, как наживка манит рыбу. Подойдя к кровати, я подцепила ее за бретельку, поднесла к лицу и потянула носом воздух. Аромат, который я ощутила, был самым опьяняющим из всех, с которыми я когда-либо сталкивалась в жизни. В нем были оттенки экзотических фруктов – папайи и рамбутана, – ладан и еще что-то кисловатое, что я не смогла распознать. Я украдкой огляделась по сторонам, словно опасаясь быть пойманной, а затем скомкала камисоль и затолкала к себе в карман.
Когда я спустилась, Сьюзен сидела на диване. Рядом с ней покоилась связка бананов, а на коленях лежала раскрытой одна из книг Симоны по искусству.
– Ну что? – поинтересовалась Сьюзен.
– От нее ни следа. И никаких признаков того, что она собиралась уехать.
– Ты сказала, что видела, как ее затолкали в машину?
– Так и есть. Мне жаль, что эта новость сильно вас расстроила.
– Не буду отрицать, так оно и есть. Она милая девочка, и я всегда старалась за ней приглядывать. Так что сейчас чувствую себя ужасно. – Покачав головой, Сьюзен повторила: – Просто ужасно.
В тоне ее голоса я узнала собственное ощущение бессилия.
– Надеюсь, теперь-то полиция начнет делать свою работу и она скоро вернется домой. Кстати говоря, мне тоже пора. Не хочу пропустить их звонок.
Старушка стряхнула с колен книгу и выпрямилась. Потом подхватила связку бананов, зашагала по направлению к кухне и уже на выходе притормозила.
– Теперь не пропадай из виду, дорогуша. Я не меньше твоего желаю быть в курсе происходящего.
– Разумеется, как только появятся новости, я к вам зайду.
– Уж будь добра. Заходи в любое время. Днем и ночью, – проговорила старушка и, прижимая бананы к расплывшемуся животу, принялась, пошатываясь, спускаться в сад. – И не волнуйся о разбитом стекле. Помни, я беру это на себя.
Я уже была готова идти следом за ней, как вдруг заметила на полке мобильник. «Нокиа». Там могла оказаться важная информация. Такую улику следовало оставить полиции. Поглядев на аппарат секунду-другую, я пересекла кухню, схватила его и опустила в карман.
* * *
Домой я возвращалась мимо палисадников, оформленных со вкусом подобранными и радующими глаз цветами, многие из которых были ядовиты. Свернув к себе в переулок, я запустила руку в карман, чтобы достать ключи, и с ужасом нащупала там шелковую ткань камисоли. Я не имела ни малейшего представления, с какой целью утащила такую интимную вещь – предмет нижнего белья. Мои пальцы утонули в мягком шелке. Почти обнадеживающе. Сжав в кулаке тонкую ткань, я вытащила