– Пока звучит неплохо, – сказал я.
– Но некоторые люди всегда будут нарушать закон, каким бы либеральным он ни был. Чтобы остановить их, Вод вводил все больше и больше правил. Никто не мог покинуть Элизию без регистрации въезда и выезда. Все должны были официально обращаться к нему на «вы», продолжая говорить «ты» друг другу…
Мы подошли к частоколу, который тянулся вправо и влево, уходя в лес. Сквозь деревья я слышал шум прибоя. Ворота открылись, и стая детей, вопя, вырвалась наружу. Вскоре мы были по колено в обнаженных детях всех размеров. Адриана сказала:
– Малышня хотела, чтобы им отменили школу, чтобы посмотреть на высадку катера, но Мотта решил, что на поле будет слишком опасно.
Мы вошли в ворота. Внутри земля была расчищена и разбита со швейцарской аккуратностью на участки пшеницы, дынь, моркови и так далее. Некоторые растения были местными, но большинство – земные. За наружным частоколом был забор поменьше, огораживающий саму деревню.
* * *
Когда я устроился, то потратил полчаса, чтобы записать свои впечатления от руки. Корреспондент я, может, и никакой, но знаю, как все делается.
Затем я покинул гостевой дом, чтобы осмотреть Либертэ. Я прогулялся вокруг полей, сделал несколько снимков и прошел вдоль забора к пляжу, где забрел на мелководье. Другой конец пляжа в четверти мили выглядел так же.
Несмотря на ветер, волнение было небольшим. Пляж защищала Новая Аркадия, которая поднималась из моря Тейлора в паре миль к западу. Я разглядел какие-то плавающие точки и решил, что это активисты Вода гребут на свой остров.
Пляжи на Турании обычно узкие, потому что по природным причинам отсутствуют приливы. Единственная луна выглядит меньше наших, только в два или три раза больше, чем для нас виден Юпитер. На песке валялась вытащенная на берег примерно дюжина выдолбленных каноэ с выносными уключинами и пара катамаранов.
Несколько пассивистов плавали. Один крикнул мне, чтобы я присоединился к ним. Я уже собрался так и сделать, потому что воздух был горячим и влажным, а я сам – липким, однако смутился и помотал головой. Если бы я разделся донага, мне было бы стыдно, а если бы оставил трусы, то застыдился бы еще больше. Эти дети природы подумали бы, что это у меня бандаж для грыжи.
На дальнем конце пляжа маленький костлявый человек установил какой-то аппарат на треноге. Я распознал барометр и другие метеорологические приборы.
– Привет, – сказал он. – Я Максимилиан Уисс, а ты писатель с Земли, так ведь?
После обмена любезностями я спросил про его аппарат.
– Я записываю погоду, – объяснил он, – чтобы понять, не нужно ли нам вызвать еще дождя. Здесь много шквальных дождей, но они по большей части коротки. Наш маленький участок они могут обходить много дней подряд. А могут случаться каждый день в течение полугода и затопить нас.
– И какой прогноз? – спросил я.
– Сегодня вечером дождь. Посмотрите на запад – и увидите.
Грумбридж–1618 начинала садиться за Новой Аркадией. Посетители Турании всегда любуются закатами. Поскольку видимый диаметр звезды в три раза больше солнечного, и она движется по небосклону вполовину медленнее, на той же самой широте закат длится в шесть раз дольше. Кроме того, планета более облачная, чем Земля, поэтому если что и видишь, то огромный красный шар сквозь слои облаков.
Вот и сейчас на небе остались видны только клочки солнца, а облака над головой покрылись желтыми, красными и пурпурными полосами. Затем облака сомкнулись. Они клубились и вспухали, с молнией и громом. Купальщики вышли из моря, а Максимилиан Уисс упаковал переносные части своего аппарата.
– А вот и гроза, – сказал он.
Я направился обратно к Либертэ и как раз проходил через внутреннюю ограду, когда начался дождь. Через две секунды я едва различал тропинку. Я постучал в первый попавшийся дом и получил приглашение войти. Я так и сделал, обтекая водой.
– Привет! – сказал коренастый парень средних лет. – Входите, старина. Вы корреспондент с Земли? Я Карл Адорн. – Он представил мне жену и пятерых детей. – Присаживайтесь. Что вы думаете о нашей жизни в Утопии, а?
Мы должны были кричать, чтобы перекрыть рев шторма.
– Такой шторм – обычное дело? – спросил я.
– Конечно, это же совсем небольшой.
Я начал расспрашивать его об истории колонии, но тут кто-то ударил в гонг.
– Ужин, – сказал Адорн. – Пошли, все вместе.
Семеро членов семьи вышли под проливной дождь. В столовой они обтерлись парой несвежих банных полотенец, но моей промокшей одежде это не помогло бы. Там было около сотни пассивистов, и все говорили как сумасшедшие. Я никогда раньше не видел столько беременных женщин сразу. Я было уселся с Адорнами, но Луи Мотта заставил меня сесть с ним и офицерами с «Дедала».
Мотта налил нам по полной чаше местного вина и расспрашивал капитана Кубалу о планетах, которые он повидал. Кубала рассказал о Кимбрии (то есть Процион А IV), Скифии и Парфии. (Я раньше думал, что астрономы называют планеты других систем в честь круизных лайнеров «Кунард», но оказалось, что они просто используют ту же систему, что и люди из компании «Кунард Уайт Стар», то есть берут устаревшие земные географические названия.)
Пища была обильной и вкусной, хотя и вегетарианской. Мне этого и нужно, чтобы соблюдать диету; если я буду набирать калории, очень быстро стану толстяком. Аркадийцы поедают неимоверное количество местных туранийских дынь. Мотта выбрал время между раскатами грома, чтобы сказать, что хочет поговорить со мной после еды.
В своем офисе он перешел прямо к делу:
– Я видел, ты посетил Адорнов?
– Да, – сказал я.
– И ранее ты разговаривал с Адрианой Херц?
– Да.
– Очень хорошо, мой храбрец. Я не хочу препятствовать твоей личной жизни или ограничивать твои перемещения, но из практических соображений тебе лучше получать информацию о жизни колонии от меня.
– Почему?
– Потому что только я знаю историю целиком и могу дать тебе беспристрастный отчет. Определенно, известные недовольные вроде Адорнов – неподходящий источник. Как долго ты пробудешь на Турании?
– Кубала говорит, что катер будет делать последний рейс через тридцать или сорок дней. Он должен взять продукты и воду…
– Да, да, я знаю. Я пытаюсь построить для вас программу, чтобы наилучшим образом использовать отведенное вам время. В