Большой брус, который служил засовом для ворот, потрескался и погнулся от ударов и не двигался с места. Пока мы с ним боролись, таран ударил снова.
Бум!
Ворота распахнулись, повиснув на покореженных петлях. Мы с Адорном отпрыгнули. По инерции таран влетел на территорию деревни.
Я ступил вперед, схватил обрубок ветки и потянул ствол внутрь, куда он и был направлен. Я был один против двадцати кимбрианцев, но они все легкого сложения и не ожидали тяги в этом направлении. Вся их двойная цепочка, по десять с каждой стороны, влетела в Либертэ, прежде чем они догадались отпустить таран.
Я подхватил мушкет и начал колотить их прикладом. Пассивисты присоединись ко мне с молотами и топорами. Через десять секунд некоторые кимбрианцы рухнули, остальные разбежались.
Мы высыпали за ворота и напали на кимбрианцев снаружи. Не было никакой формальной атаки, просто свалка; сорок с чем-то обнаженных мужчин, оскальзываясь и поднимаясь, в грязи и крови, под дождем рвали шестьдесят или семьдесят кимбрианцев, облепленных собственной мокрой шерстью.
Я молотил ружьем, пока не сломал ложе. Тогда я подхватил оброненный щит и продолжал бить дулом мушкета. Даже такая простая защита, как плетеный щит, дает большое преимущество перед тем, у кого его нет. Кимбрианцы размахивали ружейными прикладами, ножами и топорами, но не так ловко, как мы.
Кимбрианцы начали отступать к внешним воротам. Они застряли в проеме, и мы продолжали рубить, молотить, колоть и кромсать, пока не вышли из деревни, топча поверженных кимбрианцев.
– Преследуем их! – сипло прокаркал я. Должно быть, все это время я орал, не переставая. – Не дайте им занять оборону!
Кимбрианцы, которые выбрались из ворот, разбежались по лесу. Дождь перестал, хотя с деревьев еще капало.
Мы не поймали ни одного кимбрианца, потому что они бегают быстрее людей. Мы застигли нескольких, отвязывающих лошадей, отогнали их и забрали лошадей себе. Мы потеряли четверых убитых (не считая часовых) против шестнадцати у них, но почти у всех нас были порезы, синяки или более тяжелые повреждения.
Я созвал наших людей криком и направился обратно. Мы вошли в деревню, ожидая приветствие героям.
Никто нас не встретил. Казалось, что никого и нет, пока к нам не выбежал Луи Мотта.
– Вы идиоты! – кричал он. – Пришел Вод, но не помогать нам. Он забрал всех женщин и детей в Новую Аркадию! Он и его люди собрали всю малышню, и эта угроза заставила женщин пойти добровольно.
Мы тупо смотрели на него, а потом сорвались через деревню к пляжу. Все каноэ исчезли, но в ясной видимости в сотне ярдов от берега вся флотилия качалась на волнах, направляясь к острову.
Мужчины скакали и орали, но это не помешало мерной работе весел.
– Теперь вы видите, к чему приводит вера в посторонних, – заявил Мотта. – Приди вы на десять минут раньше, и вы бы смогли воспрепятствовать этому преступлению. Но нет, наш великий генерал Фэй об этом не подумал. Он забрал всех мужчин в Либертэ, кроме меня и Уисса, так что некому было вас предупредить.
– А ты где был? – спросил я. – Почему не предупредил нас?
– Потому что я был под кроватью Уисса, вот почему. Я спрятался там, когда увидел, что они делают, и у меня не было шансов выбраться оттуда. Уисса они не тронули, но и забрать его с собой тоже не могли из-за его состояния.
– А теперь, граждане, слушайте, что я скажу. Я всегда был человеком мира, я, Луи Мотта. Я предлагал мягкий ответ и подставлял другую щеку. Но это… это уже слишком. Я сам вас поведу к отмщению и репарациям…
Мотта был хорош, когда распалится. Некоторые зароптали и спросили, что не так с генералом, который у них уже есть. Я что-то промямлил насчет того, что я все еще готов, но Мотта набросился на меня, обвинил в некомпетентности, а я крутил своей большой ногой в песке и не мог ничего возразить, как тупой школьник.
– Сначала, – сказал он, – мы должны построить новые лодки вместо тех, что были украдены…
* * *
Я смотрел, как новая флотилия Мотты выгребает от берега, со скорбными чувствами. Он отказался взять меня с собой, по очевидным, я полагаю, причинам.
Хотя предстоящая битва и страшила меня, я сам хотел спасти Адриану. Три дня прошли в яростных ссорах с Моттой. Он вернул себе политическое влияние и угрожал запереть меня, если я буду мешать ему. Адорн мог бы помочь мне, если бы не был тяжело ранен в бою у внешних ворот. Так что я стоял на пляже как большой дуралей, гадая, стоит ли придушить Мотту и испытать удачу в драке с его людьми.
Я притащился обратно в гостевой дом, чтобы выпить туранийского вина с Артуром Рамасвами. Пока строили новые каноэ, вернулся катер.
– Веселей, Джерри, – сказал Рамасвами. – Через несколько дней мы улетим навсегда, и ты сможешь забыть об этом. Для одного путешествия ты достаточно прославился.
Я уже напился до чертиков и бормотал что-то в свою кружку, когда услышал шарканье ног. Ввалился один из пассивистов.
– Месье Фэй! – прокричал он, пытаясь отдышаться. – Опять нас одурачили! Все пропало, потому что вас там не было, чтобы командовать нами.
Я постарался сфокусировать на нем взгляд:
– Что пропало? И как ты так быстро вернулся?
– Это совершенно невыносимая катастрофа! Слушайте, я вам расскажу. Мы высадились в Элизии при свете дня, а там никого нет! Ни единого человека!
– Тогда мы как настоящие солдаты маршем вошли в город. Мы собрались на площади. Мотта толкнул речь, полную самых благородных чувств. Мы загорелись патриотизмом. Вероломный враг бежал, сказал он, но он забрал наших близких.
Что же, мы пройдем маршем через весь остров, вдоль и поперек, чтобы найти трусливых предателей. Мотта построил нас в колонну. Сам встал во главе и подал сигнал. Морис Ран ударил в барабан, и мы маршем вошли в лес.
Вдруг, откуда ни возьмись, появилось войско Вода. Они не только превосходили нас числом; они не только застали нас врасплох; они были лучше вооружены. Пока мы делали лодки, Вод работал над улучшением оружия. Вместо наших плетеных щитов и топоров, его люди были защищены настоящими щитами, шлемами и даже кирасами из коры кожаного дерева, скрепленными железными полосками и обручами. У них были железные мечи и копья. Они бросали копья, а потом накинулись на нас с мечами, приводя нас в ужас своими криками. Наши мушкетеры стреляли беспорядочно; они попали только в двух-трех активистов. Затем враги были уже повсюду.
Мотта