Слава отсчитал про себя тридцать секунд, а потом осторожно набросил на Дашины плечи полотенце. Он надеялся, что русалочий хвост не особенно способен замерзнуть: в последний момент он завернул его в свою толстовку, но вряд ли этого будет достаточно. И еще – что Пижон не просчитался, потому что Дашка выглядела бледной и беззащитной, а если она еще и задыхаться начнет, у него просто сердце лопнет. А еще – что он случайно ее не выронит, потому что «выйти на улицу» Даша могла сейчас только у него на руках. И это, вообще-то, было очень тяжело, несмотря на Славин баскетбольный рост и Дашину хрупкость. Особенно тяжело было запирать дверь.
На улице тем временем успел полить дождь. Даша не попыталась ни спрятать лицо, ни наоборот, подставить его каплям. Просто очень серьезно смотрела вокруг. «Она соскучилась по воздуху! – сообразил Слава. – Не может надышаться». В горле тут же распустился колючий комок, но тут Пижон мигнул им фарами, и думать стало некогда.
Они с Дашей разместились сзади. Слава устроил голову сестры у себя на коленях. Вроде бы он пару раз ездил так совсем мелким – только наоборот, это Слава сначала дремал у Даши на плече, а потом засыпал, и голова падала на колени. А снаружи тоже была темнота, и в ней плавал свет от фонарей и встречных машинных фар. Слава тогда представлял, что они с Дашей как будто в пещере за водопадом, так что никто не проникнет к ним незамеченным. И вообще никогда не проникнет, потому что в таких пещерах останавливается время, и теперь в их мире будет только дорога и мокрый фонарный свет. А потом папа подвозил их к дому и прощался – после развода он никогда не заходил с ними в дом, или Слава сейчас не помнил. Мама наливала чай на кухне, и дорожки от слез у нее на лице были похожи на дождевые следы на оконных стеклах.
Сейчас Славе тоже ненадолго показалось, что время остановилось. Что они так и будут ехать в пижонской машине, что будет только холодный запах сырости, тяжесть Дашиной головы и затылок Пижона с трогательно нелепым андеркатом, а еще дождевые дорожки на боковых стеклах, пустота в голове и требовательный писк навигатора.
Свернули с асфальтированной дороги на грунтовую, и по тому, как сильно тряхнуло машину, Слава понял, что они едут очень быстро. Он попробовал посмотреть на спидометр, но Пижон заметил его движение и тут же уточнил:
– Все в порядке?
– Да. Наверное. А вы… уже делали такое раньше?
– Нет. Но ты уже сшил юбку, так что я должен справиться.
Они были уже совсем близко. Около озера иногда тусовались подростки – туда и Даша сбегала время от времени, хотя мать запрещала, конечно. Человеческая Даша, не Даша-русалка. Сам Слава там не тусовался: это было место для популярных ребят и ребят постарше. Трофимова вроде появлялась у озера иногда – или просто хвасталась, что ходит туда.
Дождь, к счастью, всех разогнал. Пижон помог Славе вынести Дашу из машины, а потом просто кивнул: иди один. До озера было шагов пятнадцать, но дождь размыл прибрежную глину и грязь, так что ноги скользили. Слава прикусил губу и подмигнул Даше, но ее, кажется, не нужно было подбадривать. Она смотрела вокруг и улыбалась, и подмигнула Славе в ответ, и даже хвостом взмахнула.
Это она зря. Слава потерял равновесие, ноги заскользили, а удержаться с таким грузом было невозможно. Он с размаху плюхнулся на землю. Даша выскользнула у него из рук и села рядом, приподнявшись на локтях. Озеро было прямо перед ними: черное, рябое от падающих дождевых капель.
– Ныряй пока, если хочешь, – сказал Пижон.
Даша склонила голову, подмигнула Славе и действительно скользнула в воду. Смотреть на расходящиеся круги было тревожно, как будто Даша потеряется где-то на дне, и он никогда больше ее не увидит. Вместе с его дурацкой юбкой из шторы.
– Помоги мне собрать ветки для костра.
– Какой костер, они давно вымокли.
– Наколдовать костер я точно сумею.
Раньше Пижон не говорил о колдовстве так буднично и уверенно. В его тоне не было ни таинственности, ни гордости, ни стеснения, и это слегка пугало. У сестры русалочий хвост, директор колдует, а мир при этом совсем не изменился. И Слава тоже точно такой же, как прежде. Хотелось спрятаться куда-нибудь и не вылезать, пока все не закончится. Но без него ничего и не закончится, да?
– Что вообще такого особенного в моей юбке? – спросил Слава, поднимаясь с земли. Штаны изгвазданы настолько, что самому противно.
– Ты очень хотел, очень старался. Назначил себе условия и добросовестно их выполнил. Подкрепленные мифом, это важно.
– Сказкой.
– Без разницы, все равно сильная штука.
– Колдуны никогда ничего не объясняют нормально, да?
Пижон оторвался от укладывания березовых веточек в аккуратную горку – специально, чтобы посмотреть Славе в глаза и вздохнуть.
– Объяснять долго и непросто, а мне сейчас понадобятся все мои силы. А если не повезет, то часть твоих тоже.
– Хоть все.
– Набери пока побольше веток.
Вокруг шуршал дождь, а со стороны шоссе до них иногда доносился звук проезжающей машины. Озеро пестрело дождевыми каплями – и все, никаких следов Даши. Как она там? Не мерзнет ли?
Он позволил сестре нырнуть под воду, а сам посреди ночи собирает мокрые ветки. От этих мыслей в голове начинало шуметь, и воздуха переставало хватать уже ему самому. Лучше было не думать вообще ни о чем. Слушать дождь.
– По-моему, достаточно, – объявил через какое-то время Пижон.
Он щелкнул пальцами, и по куче веток забегали бодрые язычки пламени. Как будто их бензином опрыскали. Стало тепло – оказывается, Слава замерз, а теперь согревался. А он и не заметил.
– Теперь смотри на огонь и думай о Даше.
– Что думать-то?
– Вещи, которые ее характеризуют. То, что делает ее собой. Можно просто вспоминать эпизоды с ней во всех подробностях. Как будто снимаешь видеоролик с помощью своих мыслей.
– Спасибо, я знаю, что такое «вспоминать».
– На озеро лучше не смотри, только на огонь.
– Вы типа маг огня?
– Да, вроде того. Любимый элемент.
– У Даши вода. Она дождь любит, все такое.
Пижон кивнул. Он перевел взгляд на огонь и начал дышать глубже и медленнее, как будто медитировал. Слава сделал так же. Пламя потрескивало, и это здорово сочеталось с шелестом дождя на листьях.
Даша пыталась рисовать дождь, когда училась классе в пятом-шестом. Водила по альбомным листам мокрой кисточкой, пока они не становились кривыми от влаги, и оставляла на них