— Мадам Дегтярева говорит, что не брала документ, вообще никогда не брала чужого, и еще она полагает, что это сделал Кулик. — Павел Федорович загнул следующий палец. — Твой Виктор…
— Он не мой! — вскинулась Маруся.
— Пусть не твой, — кивнул Кошельков. — Он бумаженцию эту в глаза не видел и достаточно осмотрителен, чтобы пускаться в авантюры, наконец, у него есть подозрение, что Сухнева знает, кто виноват, но молчит. Караянц утверждает, что документ не брал, с Сухневой прежде знаком не был, хотя все отчего-то считают, что она ему протежировала с самого начала; ко всему прочему Караянц, как и Дегтярева, уверен, что к похищению причастен Кулик. Тот в свою очередь клянется, что не виновен, а бумаги прибрала к рукам Сухнева, а Дегтярева мстит, показывая на него, просто он ей отказал во взаимности. «Мизинец» у нас — госпожа Сухнева: не брала, украл Виктор, а за нее, кстати, может поручиться Караянц, так как знает ее еще с института. Что ж, все понятно.
И Марусе тоже. Если третье утверждение Дегтяревой верно, тогда первое и третье утверждения Кулика лживы, что невозможно, так как неверно лишь одно из трех. Следовательно, Кулик не брал документ, а из этого следует, что третье утверждение Караянца — ложь. Но если так, то его второе утверждение — правда, а третье Сухневой — ложь. В таком случае второе ее утверждение — правда. Железная логика. Документ украл Виктор!
— Значит, Кудрявый тебя на сокровищах подловил, — сказал Кошельков, помахивая документом.
Маруся вспомнила о фальшивых монетах, о которых говорил Виктор, и кое-что для нее стало проясняться. Что до Травникова, тот вздрогнул:
— Откуда про Кудрявого знаете?
— Я много чего знаю. Классный специалист тебе попался, мошенник со стажем. — Кошельков посмотрел на Марусю. — Раньше Кудрявый чужим ремеслом не баловался, но не устоял, подпольным спиртным занялся. Перебежал кому-то дорожку, конкуренты его и прижали, в суд потащили, чтобы по всем правилам закатать лет на шесть. Документик этот, — Павел Федорович кинул листок на стол, — и закатает. Вот и решил Кудрявый изъять компромат. Вспомнил свое «археологическое» прошлое и разыграл как по нотам. Где он тебя прищучил?
— В Коломенском, — понурился Травников.
— Ты туда, конечно, не красотами любоваться ездил. Помнится, ресторан там есть шикарный, «Манна» называется. Посидел ты там, поел-покушал, пора и до дому. Подходишь к машине, а у бордюрного камня как блеснет что-то. Монета старинная! Дальше что было?
— Я ее поднял. А там еще одна. И еще… И уже не серебряные — золотые!
Кошельков перехватил инициативу:
— Ты их собрал, и тут подходит к тебе импозантный мужчина. Позвольте, говорит, полюбопытствовать. Цап монеты и давай их вертеть. Поздравлять стал: дескать, вы стали обладателем редчайших экземпляров двойного наполеондора. Или то царские червонцы были?
— Наполеондора, — склонил голову Травников.
— Стареет Кудрявый, — огорчился Кошельков. — Хотя главное — результат. После поздравлений мужчина представился, мол, археолог, нумизмат, и рассказал, что в этих местах стояла в Отечественную конница французского маршала, любимца Бонапарта. Видимо, кто-то из драгун припрятал монеты, а сам потом голову сложил. Коломенское в этом году подновляли к Дню города, асфальт перестилали, вот и вывернули клад… Только властям не сообщайте — оберут как липку, по инстанциям затаскают, что да как. Владейте и распоряжайтесь. Сам бы купил с удовольствием, да не располагаю свободными средствами. Но отвезти к одному знатоку могу. И отвез он тебя к человечку, который тут же отвалил изрядную сумму, и ты на радостях принялся тратить ее налево и направо. А через недельку является к тебе этот покупатель и заявляет: ошибочка вышла, монеты фальшивые, извольте денежки обратно. Ты, разумеется, расстроился, но пообещал наскрести, тем более что покупатель не один пришел, а с двумя амбалами. Или тремя?
— Двумя, — прошептал адвокат.
Кошельков хмыкнул.
— Тут-то и довели до твоего сведения, что монеты покупались для местного халифа преступного клана. И тот так осерчал, что решил поставить продавца на «счетчик». Цифра, которую они назвали, тебя в землю вогнала. Собрать деньги ты не сумел, о чем и сообщил во время следующего визита. Тебе заехали в челюсть, после чего сказали: если стыришь один документик из дела Вени Кудрявого, дело будет считаться улаженным. В противном случае мать сыра земля примет бездыханное тело сотрудника адвокатской конторы «Лисов и братья».
Плечи Виктора затряслись. Он плакал.
— А ведь достаточно было задать себе несколько вопросов, — продолжал Кошельков. — Почему никто не нашел монеты раньше, откуда взялся всезнающий эксперт, наконец, стояли ли здесь французские драгуны? — и все затрещало бы по швам. Теперь с тебя Лисов три шкуры спустит, на улицу вышвырнет с «волчьим билетом». Веню Кудрявого мы заставим от тебя отстать, а вот с Лисовым, не взыщи, сам разбирайся.
Маруся подошла к Кошелькову и положила ему руку на плечо.
— Павел Федорович, на минутку.
Они вышли в коридор.
— Что, жалко? — спросил Кошельков.
— Нет. Но зачем добивать? Был бы он только жадным, но он же еще и не семи пядей во лбу. С самого начала мог сообразить, что здесь не все чисто. Серебро, в отличие от золота, окисляется, и серебряная монета, пролежи она столько лет в земле, утратила бы блеск. Глупо карать за тупость.
Кошельков никогда не шел на поводу у женщин. А тут будто сломалось что-то.
— Пусть Лисов его с миром отпустит!
Павел Федорович медлил с ответом. И вдруг понял: не хочет Маруся, чтобы ее равнодушие к судьбе Виктора выглядело как банальная месть обманутой возлюбленной, пусть даже это она, а не Виктор, пошла на разрыв их отношений.
— Надо подумать, — пробормотал Кошельков и открыл дверь.
Глянцевые потеки слез сохли на щеках Травникова.
— Мы постараемся тебе помочь, — начала Маруся. — Но с условием: ты исчезаешь из моей жизни — ни звонков, ни случайных встреч. Согласен?
Виктор торопливо закивал и стал еще противнее Кошелькову.
— Уйдешь без клейма. — Павел Федорович придвинул к себе телефон и, сверившись с записной книжкой, набрал номер. — Веня… — Пять минут спустя он дал отбой и повернулся к Травникову: — С Кудрявым я уладил. О документе забудет, о тебе — тоже. Но с адвокатурой советую завязать! Оставь нас.
Травников пулей вылетел из кабинета.
— Теперь надо Лисова прижучить, — сказал Кошельков. — Другой