– Не волнуйся, дорогая. Да, об этом было в отчёте, это старые повреждения, а крышу заново выложили всего несколько лет назад. Можем покрасить потолок, поклеить новые обои – всё, что захочешь.
Женщина молча смотрела на пятно.
– Все в порядке, не беспокойся. У нас достаточно денег. Мы просто купим новую крышу, если понадобиться.
– Если ты будешь приглашать всю деревню на обед по выходным, деньги скоро закончатся.
Из открытого окна доносились крики, и супруги выглянули наружу. Две их дочери, десяти и шести лет, пролетели мимо, словно за ними гнались демоны.
– Не думаю, что им стоит бегать с палками, – сказала Адальджиза. – Они же глаза себе выколют! Где Виола? Мы для чего ее наняли?
– Я разберусь. – Обрадовавшись возможности сбежать, Симоне шустро выскочил из комнаты.
Адальджиза еще пару минут пялилась на пятно, потом вздохнула и отправилась наверх, в свою спальню. Дом… надо признать, он был неплох. Конечно, не аристократическое поместье, не особо роскошен, но места хватило всем. На первом этаже располагались гостиная, столовая, кухня, библиотека, прачечная, ванная комната. На втором этаже – четыре спальни, две ванные комнаты и большая лестничная площадка, где девочки уже поставили несколько кукольных спектаклей под руководством няни. Ей отвели комнату на третьем этаже рядом с помещением с низким потолком, где устроили кладовую.
Отчасти причиной переезда было недовольство Симоне сиделками, которых нанимали для его отца, вернее, это сиделки сбегали. Адальджиза категорически отказывалась нанимать баданти-иммигранток, а жительницам Милана совершенно не улыбалось следить за выжившим из ума стариком. Да и квартира, довольно просторная и роскошная на первый взгляд, оказалась тесной для семьи с сумасшедшим стариком и двумя маленькими девочками. Впрочем, ушло больше года на уговоры. Хотя в итоге Адальджиза согласилась, она не представляла свою жизнь вне Милана и впала в депрессию в деревне, потеряв привычный образ жизни.
Стоя в своей комнате перед зеркалом, Адальджиза ощутила внутри маленькое царапающее зернышко, которое с каждой минутой становилось все больше. Знакомое чувство тревоги, на этот раз вызванное отсутствием привычной жизни, расписания дел и развлечений. Телефон не звонил, она никого здесь не знала. Да и с кем тут общаться? Тревога разбухала и чернела. Как, как она позволила заживо запереть себя в этой глуши? Адальджиза понятия не имела, чем себя занять, пока с чувством благодарности и раздражения не вспомнила о пыли, которую принес в дом муж и не спустилась вниз за пылесосом.
У неё всегда были домработницы, всю жизнь; пока они не нашли свою в деревне, Адальджиза сама занималась уборкой, не зная, куда еще направить свою энергию.
Пока жена совмещала физический труд с тревожным расстройством, Симоне с новой силой принялся за работу. Непонятно, для чего служило подсобное здание и пригодится ли оно когда-нибудь, но он нашел свой способ борьбы с неуверенностью и выкладывал разрушенные стены с таким упорством, словно от этого зависело благополучие семьи.
«Все изменится, когда мы устроим ужин для самых важных персон в деревне. Появятся контакты, завяжутся отношения. Нужно лишь немного потерпеть». Симоне вспомнил, что собирался разобраться с няней, огляделся, но ни девочек, ни Виолы не увидел и с облегчением вернулся к работе.
Здесь можно заниматься чем угодно, никто тебя не увидит и не осудит. А деревенские сплетни остаются за забором, их они никак не коснутся.
Глава 3.
– История казалась абсурдной, пока я не узнал о смерти учителя музыки. – Сказал марешалло Брандолини своему подчиненному. Худенький молодой карабинер по имени Паоло превратился за год в солидного, упитанного дяденьку. Вот что значит встречаться с кондитершей! Алессия пекла такие кексы и пирожные, что Брандолини и сам втихаря предавался чревоугодию, скрывая свои слабости от Пенелопы и Николетты, не дай Бог обидятся. Домашняя стряпня- святое для итальянки, особенно если ей перевалило за девяносто.
– Beh! – Удивился Паоло. – Но может, здесь нет связи?
– А может быть и есть. И ты должен мне помочь.
– Что мне делать?
– Ты должен отправиться на маслобойню Фортунати под каким-нибудь предлогом и попытаться выяснить, не происходит ли чего-то странного. В идеале тебе бы поговорить с самим синьором Аурелио Фортунати.
– К которому неравнодушен Вивальди?
– Именно.
– Но как мне это сделать? Что ему сказать?
– Откуда я знаю? Придумай что-нибудь. Они тебя знают?
– Нет, не думаю.
– Главное, отправляйся без формы. Эх, молодежь… я за тебя должен думать?
После ухода молодого карабинера Брандолини позвонил знакомый – коллега из Матеры и сообщил, что учителя музыки задушили скрипичной струной.
– И никаких следов. Как будто его задушил призрак.
– Антонио Вивальди.
– Причем здесь Вивальди?
– Не важно, это я так. И что вы собираетесь делать?
– Мы ждём записи с камеры видеонаблюдения из ювелирного магазина прямо рядом с входной дверью жертвы,– собеседник вздохнул и добавил весьма уныло: – Если даже они не дадут нам никаких ответов, мы действительно в полной темноте.
– А есть ещё какие-нибудь подробности? Как было совершено преступление?
– Они, должно быть, напали на жертву сзади, когда он сидел в кресле, и оставили его там на несколько дней. Его нашла уборщица, которая обычно приходила дважды в неделю, но она отсутствовала десять дней по состоянию здоровья. Жертва была в таком плохом состоянии, что сначала следы на шее не заметили.
– А как убийца проник в дом?
– Мы не обнаружили следов взлома на дверях и окнах. Возможно, убитый знал своего убийцу, или у него были ключи. Тот, кто его душил, что-то искал, уборщица говорит, что нашла какие-то бумаги, разбросанные по полу, и, к сожалению, вернула их на место до прибытия полиции.
– Отпечатки пальцев?
– Только жертвы и уборщица…
Брандолини вздохнул и спросил: – Что ещё мы знаем об этом Микеле Капотонди кроме того, что он преподавал игру на скрипке
– Некоторое время назад он работал директором музыкального театра, но был уволен за растрату денег. До уголовного дела не дошло, но работу он потерял, как и друзей, перестал общаться с людьми. Преподавал и сидел дома, иногда по вечерам уходил из дома один, отсутствовал несколько часов, а потом возвращался домой, всегда один. По крайней мере, так говорят соседи и уборщица. Никогда не был женат.
– И никто ничего не заметил?
– Убийство произошло вечером, около девяти часов, согласно отчёту о вскрытии. Люди ужинали или смотрели телевизор. Никто ничего не видел и не слышал.
– А уборщица не говорила, что этим летом он отсутствовал целый месяц?
– Нет, все,