Отчаяние придало мне странной ясности. Я видела, как группа уставших сотрудников проходит к турникетам, прощаясь с охранником. Они были моим шансом. Сделав вид, что что-то ищу в сумке, я выждала подходящий момент, когда один из них уже приложил свой пропуск, но замешкался и проскользнула внутрь.
– Эй! Куда это?! – крикнул охранник.
Но я уже не слушала. Я мчалась к лифтам, и с каждым шагом сердце колотилось не только от страха опоздать, но и от паники. Запах дорогого парфюма в холле, стильный минимализм интерьера – всё это было его миром. Миром холодных расчётов и власти, в котором когда-то не нашлось места нашей хрупкой, как мне тогда казалось, любви.
Тело помнило этот холод. И оно сжималось в спазме от предстоящей встречи. Пальцы сами потянулись к кнопке с максимальной цифрой. Где же ещё может быть кабинет генерального директора, как не на самом верху его стеклянной империи?
Двери медленно начали сходиться, отсекая меня от криков и приближающихся шагов. Я вжалась в стену кабины, и створки захлопнулись прямо перед его лицом. Я успела.
Коридор был пуст и гулко звенел тишиной. Секретарский стол покинут, и я пошла к единственной массивной двери в конце. Без единой мысли, без плана и с последней надеждой, я с силой толкнула дверь.
Я ворвалась в кабинет, едва не падая от натуги, и замерла на пороге. Просторное помещение с панорамным остеклением тонуло в полумраке. За массивным столом, освещённый лишь холодным светом монитора, сидел мужчина.
Он поднял голову. Сначала в его глазах мелькнуло обычное раздражение на внезапное вторжение. Но уже в следующее мгновение...
Зрачки резко сузились. Губы разом сомкнулись в тонкую ниточку. Рука непроизвольно сжала дорогую ручку так, что костяшки побелели.
– Ты? – произнёс он, и время остановилось.
Вторая глава
Время не просто остановилось. Оно рухнуло, разбилось вдребезги о его холодный, ничего не выражающий взгляд. И в осколках этого разбитого времени я увидела его. Настоящего. Не того призрака, что жил в моей памяти, а живого, дышащего мужчину в трёх метрах от меня.
Чёрт возьми, он почти не изменился.
Шесть лет. Шесть долгих лет, а он будто подменил себя на идеальную копию, только... лучше. Взрослее. Строже. Черты лица, которые я когда-то изучала в полумраке нашей общей спальни, стали резче, скульптурнее. Тот же упрямый подбородок, те же губы, что умели так обжигающе улыбаться и так язвительно усмехаться. На мгновение меня ослепила эта физическая память тела – мои ладони всё ещё помнили тепло его кожи.
И тут же, словно опустилась стальная заслонка. Всё живое в его глазах погасло, вымерло, остался лишь плоский, леденящий свет. Он медленно поднялся из-за стола. Высокий, собранный, как хищник перед прыжком. Его движение было неестественно плавным, но по напряжению в его плечах я поняла: этот удар пришёлся точно в цель. Он не ожидал. Ничего не ожидал. И теперь его мозг лихорадочно искал подвох в моём появлении, а холодная маска едва успевала скрывать подлинное потрясение.
– Шесть лет, – наконец произнёс он, и в его голосе прозвучала тихая, опасная усмешка. – И вот так... без предупреждения. Ты всегда умела эффектно появляться.
Прежде чем я успела найти хоть какой-то ответ, в кабинет ворвались два запыхавшихся охранника.
– Максим Александрович, простите! Она проскочила... Сейчас мы её...
Один из них уже протянул руку, чтобы схватить меня за локоть, и у меня внутри всё сжалось в ледяной ком. Всё кончено. Сейчас меня вышвырнут на улицу, и последний шанс рухнет.
Я выпрямила спину, готовясь к унижению, к борьбе, к чему угодно.
Но Макс медленно поднял руку, останавливая охранника одним жестом. Его взгляд не отрывался от меня.
– Всё в порядке, – сказал он ровным, бесстрастным тоном, словно констатировал погоду. – Можете быть свободны.
Охранники замялись, обменявшись недоумёнными взглядами, но, молча ретировались, притворив за собой дверь. Щелчок замка прозвучал громче любого хлопка. Мы остались одни. В ловушке роскошного кабинета и нашего общего прошлого.
На его губах играла та самая язвительная усмешка, которую я ненавидела и... которую помнила до сих пор.
– Ну что ж, – начал он, и каждый его звук был отточен, словно лезвие. – Поскольку ты уже ворвалась в мой кабинет и устроила цирк в моём холле... Может, расскажешь, с чего это вдруг ты пришла ко мне, хотя, если мне не изменяет память, клялась навсегда вычеркнуть меня из своей жизни?
В его голосе не было просто злобы. В нём стояла та же старая, знакомая боль, что жила и во мне. Но я не позволила себе дрогнуть.
– Ты думаешь, мне было легко сказать те слова? – выдохнула я, глядя ему прямо в глаза. – Но видеть, как другая женщина целует тебя у меня на глазах, было тяжелее смерти.
Его лицо исказила гримаса, будто от физической боли.
– Я не изменял тебе, – его голос был тихим и жёстким, как удар кинжалом. – Никогда. Но ты так легко поверила в это. Так легко... вычеркнула меня.
– Я видела это своими глазами, Макс! – голос снова предательски дрогнул, выдав всю накопленную боль. – В тот день я пришла к тебе, чтобы...
Я чуть не сорвалась, едва не рассказав о дочке, но слова застряли у меня в горле комом предательства. Я не могу. Не сейчас. Не здесь. Эта тайна – единственный щит, что отделяет мою дочь от этого холодного мира и человека, который однажды уже разрушил наш общий. Я чувствовала, как правда рвётся наружу, и сжала зубы так, что свело челюсти. Он ничего не узнает о ней.
– Я пришла, потому что очень соскучилась, а нашла тебя в объятиях Евгении. Что я должна была подумать?
Он резко сделал шаг навстречу, и его лицо стало маской холодной ярости.
– Ты должна была дать мне слово! Хотя бы одно! Вместо этого единолично вынесла приговор. Молчание. Бумаги от адвоката. Ты поступила со мной как с преступником, не дав возможности на защиту.
Тот поцелуй... Это был не порыв страсти. Это было холодное, расчётливое унижение. Презрение к нашему браку. К нам. И если бы я осталась выслушивать его оправдания, это бы означало, что я готова простить такое. Что моё достоинство ничего не стоит. Что я согласна быть той, кого можно предать, а потом откупиться парой