– Ага! Узнаю Наталишкин почерк! – губкой стерев написанное, Михаил выцепил стило и начертал мудреный «бифур» – уравнение из области бифуркационного анализа, с трехэтажными индексами и времяподобными неравенствами. Перо маркера смешно пищало, взвизгивая в размашистых вензелях. – Думаю… Думаю, что алгоритмизировать эмоции Браилова легче, чем может показаться – они у него сплошь отрицательные…
– А чё, Миш? – подавшись вперед, Наталья зорко пригляделась к доске, и Гарин чуть отшагнул, чтобы ей было виднее. – «S» у тебя… Хм… Он же нелинейный оператор. Уравнение «L = f (M, S)» может грохнуться, если «S» доминирует. Надо регуляризацию ввести. Ну, там…
Сосницкая прервала ее, усмехаясь:
– Наташ, твоя «ортофизичность» явно зашкаливает! Вы с Мишей всё сводите к уравнениям, а мозг – не ЭВМ, – выхватив полупрозрачный макет нейрона, она покрутила его в пальцах. – Это, когда боль пытаются интегралами Фейнмана мерить… Подсознание Браилова – сплошной лабиринт из обид. Даже с памятью юного Миши он в своей злобе увяз!
Ивернева задумалась, покусывая нижнюю губку, и проговорила, словно пробуя слово на вкус:
– Ортофизичность… А чё, звучит как диагноз! – фыркнув, она шлепнула ладонью по кожаному валику. – Ладно, признаю: упрощаю! Ну, а как иначе с временными петлями работать?
Гарин сноровисто нарисовал на доске диаграмму с петлями:
– Самосогласование – не закон, а условие устойчивости! – сказал он назидательно. – Пространства, где «Новиков» ломается, схлопываются. Мы же – в стабильном! Вся сингония наших миров стабильная…
– Верно, верно! – Наталья нетерпеливо заерзала. – Гибрид Браилова – это попытка системы удержать баланс! Миш, вычеркни левую часть!
– Думаешь? – усомнился Гарин.
– Уверена! Знание о Лее – вовсе не парадокс, а часть уравнения «Реальность (t) = Const»!
Светлана не выдержала – поджав губы, зарылась в свою бездонную сумку, и выудила рулончик, исчерченный малиновыми зигзагами.
– Не знаю уж, кто там снимал с Браилова электроэнцефалограмму в восьмидесятом, да еще в удаленном секретном «ящике»… – пробурчала Сосницкая с неодобрением. – Наверное, фельдшерица какая-нибудь… – она раскатала график ЭЭГ, как древний свиток, а затем, идеально наманикюренным ноготком, подчеркнула пики в зоне миндалины, вытолкнув весомо и непримиримо: – Но, всё равно, тут – боль! Браилов знал, что Наташа не будет его, но бился как рыба об лёд! И это не ошибка математики, это цена человечности. А вся эта ваша «ортофизика»… Для расчётов она годна, а вот для души, извините, нет!
– Чё, Свет, опять про «души»? – Ивернева встала, пряча неловкость за ворчанием: – Ладно, попробую твой «человечий коэффициент» в модель впихнуть! Но, учти, если сломается – ты будешь виновата!
Гарин с Сосницкой переглянулись – и заулыбались.
– Наташ… – сказал Михаил, посмеиваясь, будто радуясь, что нашлась общая тема, и неожиданный накал в отношениях пригас. – Ты после «командировки» в Красноярский край здорово… омолодилась, что ли! Снова «чёкаешь», как в семьдесят восьмом! Як мы з тобою, тильки на мови…
– Во, даже ты заметил! – хихикнула Света. – Сибирский диалект вернулся. Наташ, ты теперь, как тот таежный кот – непредсказуемая, но обаятельная!
Наталья сладко улыбнулась, играя грудным, приятным голосом:
– А я и е, як тайговый кит – нэпэрэдбачувана, алэ чаривна!
– Всё, Свет, сдаемся! – рассмеялся Гарин. – Если уж Наташка иврит выучила, то шо ей наш «суржик»?
– А то! – Ивернева горделиво выпрямилась, с притворной надменностью вскидывая голову. – Между прочим, рабби Алон мне имя дал – Талия. «Роса Божья»! А тут какой-то «суржик». «Пиджин-рашен»…
Вздрагивая губами, Сосницкая откинулась на спинку дивана.
– Просто ты так натурально заговорила… – не выдержав, она прыснула в ладонь. – Слушай… Помнишь, как Рита кота гоняла?
– О-о-о! – развеселилась Наталья. – Это было эпично! Она, помню, чайник на кухне ставит, и вдруг…
Света с Мишей заголосили сердитым дуэтом:
– «Кит! Иды сюды, шкода! Чи тоби трэба знову на столи лазыты?»
Хохоча, Ивернева склонилась в изнеможении.
– А я стою, с кружкой в руках – и в ступор впала! – оживленно, слабеющим голосом выговаривала она. – Как, думаю? Гигантский морской зверь – на кухне?! А потом ничего, привыкла… И суржик, и сибирский говор в подкорку ушли. А ещё… – сбавив тон, она добавила с нежной теплотой: – Я у Риты научилась хлопать глазами… А она у меня – вот этой вот, «сладкой» улыбке…
– А в этом и есть семья, – мягко сказал Гарин. – Не по паспорту, а по словам. По привычкам. По шуткам. По взгляду.
– И по тому, – вставила Света, глядя на Мишу с поволокой, – как ты произносишь: «Роса Божья»…
Воскресенье, 6 января. Раннее утро
«Альфа»
Ленинград, 16-я линия В.О.
Сонная Лея, кутаясь в теплый махровый халат, проводила гостей, расцеловав всех, а папу – особенно. Щелкнул замок, притворяя тяжелую дверь из орехового массива, и девушка побрела обратно, выключая свет в прихожей, на кухне и в ванной, в гостиной…
Резво шлепая тапками, она протиснулась между компьютерным столом и подоконником в эркере. На улице стыла чернотная синь. Синяя чернь…
«Восемь ночи!» – истомно улыбнулась Лея, прижимаясь лбом к стылому стеклу.
Тусклый свет фонарей, выстроившихся вдоль улицы, сеялся по белой снежной пороше, что пушистой дорожкой устилала тротуар.
Старинная дверь парадного распахнулась с протяжным скрипом, выпуская папулечку и трех его граций.
Папа с мамой потопали к метро «Василеостровская», а Рита с Инной – в противоположную сторону, на набережную Лейтенанта Шмидта и направо, к Горному институту.
«Надо было мамульке не оставлять машину так далеко…», – подумала Лея, зевая, и заторопилась в спальню.
Еще рано совсем, и часок у нее точно есть! Не поспать, так поваляться…
Скинув халат, девушка юркнула под одеяло, улыбаясь довольно и радостно, как в золотые дни ранней житейской весны.
Среда, 9 января. Вечер
«Гамма»
Смоленская область, Десногорск
– Приве-ет! – звонко завопила Наталишка, и это было первое, что Лея услышала на базе СБС.
Как только «Рожкова» завела неприметную «Тойоту» в гараж, мощные ворота, рокоча роликами, сдвинулись, сошлись, лязгнув запорами – и плавно разгорелся яркий голубоватый свет.
«Стоун» в мешковатом камуфляже бросилась к Лее, вылезавшей из-за руля.
– Ты где так долго была? – с притворной сердитостью воскликнула она, обнимая подругу.
– Дела! – коротко улыбнулась Лея, прижимая к себе Наталишку. – Ого! Как тут всё отделали! – осмотрелась она, дивясь.
Пол гаража блестел новенькой плиткой, стены матовели пластиковыми панелями, а на гладком, хоть и невысоком потолке вздувались пузыри светильников.
– Да-а! – важно затянула «Стоун», как будто сама наводила здесь красоту, но тут же сменила тон, охлаждая голос до строгости: – Ты так и не ответила, где пропа… дала! – Лея