– Ее и еще одну девочку забрали в Реабилитационный центр.
Директор протянула листок бумаги:
– Это повестка, вам нужно явиться в центр.
Его брови взлетели вверх:
– Я под следствием?
Они забирают мою дочь, а потом ведут себя так, будто я преступник! По-прежнему избегая его взгляда, директор начала речь, которая была явно заготовлена заранее:
– Это обычная процедура. Родители всех детей, у которых проявляются симптомы воображения, проверяются на предмет выполнения своих обязанностей по воспитанию. На самом деле родители обычно покидают центры довольно быстро. Все знают, это сложный вопрос: семья может делать все правильно, а ребенок все равно вырастет страдающим от воображения. Такое случается – иногда это обусловлено биологическими причинами.
Странное гудение заполнило его голову. Что за вздор несет эта старая ведьма?
– Все-таки могу я увидеть свою дочь?
– Это зависит от специалистов центра.
Конечно. Он это уже знал. В центре его могут арестовать, задержать для допроса или вышвырнуть на улицу. Что бы ни случилось, он не увидит свою дочь, пока она не пройдет длительный курс лечения. Он не сможет встретиться с ней, пока Правительство не разрешит ему это сделать. Все – в конечном счете – принадлежало Правительству. Не было никакой гарантии, что он снова увидит своего ребенка. Врачи могли решить, что встреча с ним может вызвать у нее рецидив. Правда, которую никто не признавал, заключалась в том, что дети, попавшие в Реабилитационные центры, иногда теряли рассудок, а порой и жизнь. Но они никогда не теряли воображения.
7
Ни Хранитель Библиотеки, ни его жена никогда раньше не посещали Реабилитационный центр, но они помнили – даже знали наизусть – все картинки и информацию из буклетов, призывающих родителей посетить ближайший центр, если у их детей проявляются симптомы Старого Мира. Эти буклеты были точь-в-точь похожи на те, что рекомендовали вовремя делать прививки или обращаться к врачу по поводу недержания мочи. В рекламе Реабилитационные центры выглядели как приятные места с симпатичными молодыми медсестрами – ведь именно это нужно каждому ребенку, который отличается от других, верно? Чтобы за ним ухаживала большеглазая девушка с идеальными зубами и аккуратным носиком. В рекламе показывали улыбающихся детей, которые распевали патриотические песни, делали утреннюю зарядку и посещали интенсивные занятия, которые, как говорил буклет, индивидуально подбираются для каждого ребенка, для того чтобы как можно эффективнее вылечить его недуг. Последняя фотография не на шутку встревожила Хранителя – там был маленький мальчик, машущий в камеру за несколько мгновений до того, как на его голову будет водружен черный шлем с торчащими из него синими, красными и серыми проводами. Это было новейшее изобретение Правительства для промывания мозгов.
Эти устройства должны были уничтожить в мозгу центры воображения и стимулировать центры логики, так как, согласно буклету, ребенок не мог обладать и тем, и другим. Однако они умалчивали о том, что результаты действия прибора были довольно слабыми, а вот побочные эффекты очень серьезными. В результате воздействия этого прибора ребенок может потерять память, а также способность говорить. Более того, дети, прошедшие такое «лечение», переставали ассоциировать слова с соответствующими им предметами. Он слышал десятки историй о детях, которые называли деревья «подсвечниками», а дома – «раковинами улиток».
Перед своим арестом старик успел рассказать Хранителю о случаях, когда после такого лечения принималось решение отправить детей в газовую камеру, так как, по мнению Правительства, этих детей нельзя было выпускать в мир – они могли разговаривать исключительно метафорами, что было недопустимо. Таких детей уже нельзя было вылечить, с ними оставалось только бороться. Правительство ни за что не допустило бы распространения слухов, ставящих под сомнение эффективность его новой лечебной методики. Всегда было проще сказать родителям, что их ребенок скончался во время лечения, чем признать, что лечение не помогло.
Только самые высокопоставленные члены Правительства, среди которых, очевидно, скрывались и Раки, знали о детской газовой камере. Но в рекламном буклете были показаны сады, качели и идеальные дети в одежде цвета хаки. Эти дети были заняты правильными делами, они скандировали «Да здравствует Революция!». Хранитель подумал, что все это напоминало состарившуюся Республику Старшего Брата: никакие силы безопасности уже не должны патрулировать улицы, а если человека и арестовали за чтение запрещенной книги, то вряд ли кого-то это могло заинтересовать. Система завладела всем и знала о своей победе, однако все еще чувствовала угрозу со стороны детского воображения.
Хранитель припарковал машину возле коричневого пирамидообразного сооружения без окон. Его плачущая жена сидела на пассажирском сиденье и вздрогнула при виде этого здания.
– Это вовсе не похоже на то, что было написано в буклете, – сказала она. Она надеялась увидеть свою дочь через стеклянное окно, гоняющую голубей в большом саду, полном других детей. Хранитель не знал, что ответить. Тишина внутри него превратилась в камень, который царапал и скреб ему горло.
– Пойдем, – наконец сказал он.
Его жена начала рыдать:
– Это место ужасно! Просто ужасно! Почему они не отвезли ее в другой центр, как в тех рекламных буклетах?
– В реальной жизни ничто не похоже на рекламу.
Она посмотрела на него в панике, ее глаза расширились от ужаса.
– Прекрати так говорить! – сказала она. – Это все твоя вина. Мы должны были сказать доктору, когда только заметили. Это было бы проще, по крайней мере, они бы позволили нам увидеть ее. Но ты отказался. Все, на что ты оказался способен, просто сказать «нет»!
Жена закрыла лицо руками, продолжая всхлипывать.
– Наша дочь не больна.
– Это все ты и твои истории, эти твои книги в шкафу. Неужели ты думал, что я ничего не замечаю? Ты отравил разум моей дочери. Я никогда не прощу тебя. Никогда!
Не в силах больше терпеть, он вышел из машины, оставив жену одну. Жену, которая никогда его не простит. Интересно, способна ли она выдать его? Он протянул свое удостоверение охранникам на входе и показал повестку.
– Я пришел по поводу дочери.
– Подождите здесь, пока за вами не придет следователь.
Это место больше походило на полицейский участок, чем на больницу. Он сел. Его жена сидела через два стула от него. Он хотел дотянуться до ее руки, но не смог. Он должен преодолевать свой страх в одиночку. Что, если она права? Что, если это из-за меня? Он огляделся по сторонам. Там ждали другие семьи, и на их лицах был написан такой же ужас. Это были жертвы последней инспекционной кампании. Еще больше невинных детей, которые страдают только из-за того, что обладают живым воображением. Несчастные обезьянки