— Ох, жарко мне, братцы! — по-молодому радостно взвизгнул Катырин.
Сшибая работных с ног, он устремился к домне: побежал босиком поперёк багровеющих чугунных полос и юркнул под свод печного устья. Но там столкнулся с горновым, который заделал лётку; горновой, огромный в своих доспехах, сгрёб старика в охапку и вынес обратно.
Обмирая, Савватий вдруг осознал: демон, что шастал по Невьянску из огня в огонь, нашёл самый большой огонь в округе — доменную печь, нашёл и теперь потащил туда новую жертву.
Катырин — или тот демон, что им завладел, — завыл с гневом и отчаянием дикого зверя, которого отгоняют от уже поверженной жертвы. Дёргаясь, он вырвался из объятий горнового, упал в песок, вскочил и снова кинулся к домне, ударился всем телом в кирпичную кладку, словно надеялся разрушить её, опять упал, опять вскочил и опять со всей силы ударился в стену.
Савватий смотрел на это — и у него шевелились волосы. В старом мастере человеческим остался только облик, да и тот болтался на демоне, как ветхое тряпьё на пугале. Демон хотел вернуться в огонь, и вернуться с добычей, будто волк, что мчится в свою глухомань с убитым зайцем в зубах. В багровом свете угасающего чугуна перед громадой доменной печи в корчах неистово скакала тварь из преисподней, истерзавшая человека.
— Лови его! — кричал работным Гриша.
— Вр-р-ремя! — захрипел и зарычал демон. — Моё вр-р-ремя!..
Работные загораживали ему путь к воротам фабрики.
Савватий понял: свирепый демон жаждет раствориться в огне и ежели в домну никак не проникнуть, то нужен любой другой огонь.
Демон ринулся вдоль стены и свернул за угол печи, промахнул сквозь раму мехов с тягами и очепами и скрылся в колёсной каморе. Там, в каморе, находился проём под ларём-водоводом, и демон мог выскользнуть из фабрики на свободу, чтобы скорей найти себе спасительное пламя.
* * * * *
Здание доменной фабрики стояло впритирку к плотине, соединяясь с ней ларём водовода и рудоподъёмным мостом. Демон выскочил в узкое ущелье между задней стеной фабрики и отвесным откосом плотины, забутованным диким камнем-плитняком. Теснина была завалена снегом, и свет луны сюда не проникал. Не выбирая дороги, демон сразу полез вверх по откосу. Он хватался за неровные края грубых плит, скользких от изморози, и опирался на выступы кладки босыми ногами. С лёгким шумом сыпались вниз мелкие сосульки. Демон карабкался с быстротой и ловкостью белки.
Он выбрался на плотину и оглянулся. Мастер, в которого он вселился, знал, что ближайший большой огонь находится в домне и путь к нему — по рудоподъёмному мосту и в жерло колошника. Колошником называлась верхняя часть доменной печи — кирпичный колодец, в который засыпали шихту. Над колодцем был сооружён шатровый теремок из железных балок и полос; его венчала высокая труба; с плотины к теремку тянулся деревянный мост. Красное пламя колодца ярко освещало железный домик изнутри.
Там, внизу, домна опорожнила утробу от жидкого чугуна; горящая и тающая шихта в шахте печи опустилась вглубь ниже горловины заплечиков, и требовалось возместить убыль. Заправкой печи командовал доменный подмастерье. На мосту и в колошниковом теремке суетились работные: они катили с плотины тележки с ящиками-колошами, заполненными шихтой, и опрокидывали их, вываливая свой груз в колодец. Наверх вышибало столбы искр, их с гулом засасывало в трубу. Взмокший от жары подмастерье считал колоши. Выученик доменного мастера, он, ясное дело, ни за что не позволил бы Катырину спрыгнуть в пылающий колошник.
И демон бросился с плотины к демидовской усадьбе.
Когда Савватий выскочил на плотину, демон уже преодолел половину расстояния. Он свирепо прорывался через снежный пустырь вдоль ограды Господского двора — здесь Акинфий Никитич намеревался потом вырастить сад. Демон взметал над собой белые тучи, словно зимний смерч; вспахивая рыхлую борозду, он летел под луной от плотины в сторону безмолвной башни и бревенчатой стены острога.
Вместе с Савватием на широкий гребень плотины по лестнице взбежали и работные доменной фабрики — человек десять, не больше. Нельзя было оставить домну без обслуги, и Гриша Махотин не покинул фабрику: теперь, когда мастер обезумел, Гриша сам управлял гигантской печью. Савватий окинул взглядом всё пространство перед плотиной и понял, куда стремится демон. Не к Демидову же в гости. Не к воротам острога. Он целит в башню!
— К башне! — крикнул Савватий работным.
Надо догнать и скрутить Катырина… Зачем? Савватий не знал зачем. Надо, и всё!.. Человек же погибает!..
Работные и Савватий скатились с плотины по другой лестнице, более широкой и пологой, — это был сход на Господский двор, и по утоптанной дорожке побежали к башне. Башня возвышалась на краю двора, как высокий парусный корабль. Луна высветила её с одной стороны: двойные арки гульбища, скаты крутой кровли над палаткой, глухая задняя стена столпа, грани четвериков и шатра; колюче мерцали в черноте неба «двуперстная ветреница» и «молнебойная держава». От башни к острожной стене упала густая тень. Башня резала собою ночной мрак, словно лезвие.
У крыльца горел костёр караульщиков: он был не таким большим, чтобы привлечь демона, и демон нёсся не к нему. Но караульщики засуетились при виде вихря, что бурлил вдоль берега пруда, и бегущих от плотины людей.
— Ловите беса!.. — задыхаясь, крикнул Савватий.
Конечно, караульщики ничего не сообразили, хотя среди них оказался и сам Артамон — командир демидовских «подручников».
Демон знал, что башня ночью стоит запертой и арки гульбища накрепко заколочены толстыми досками, да и сторожа всегда греются у костра перед крыльцом: обычным путём в башню не проникнуть. И демон прыгнул прямо на стену. Он быстро пополз наверх, цепляясь пальцами рук и босых ног за неровности кирпичной кладки, покрытые изморозью; он ловко хватался за чугунные шайбы стяжек и, выворачивая колени, опирался на узкие выступы чугунных оконниц. В окна он бы не протиснулся — их проёмы внутри были прочно перегорожены решётками из брусьев. Поэтому демон устремился в высоту — к балкону-галдарее, с которого сквозь застеклённую дверь можно пробиться в часовую камору на ярусе курантов.
И снизу, с Господского двора, Савватий, работные и караульщики, задрав головы, наблюдали жуткое, невозможное передвижение демона по плоскости четверика. Демон вынырнул из-за угла над острым гребнем кровли и принялся карабкаться ещё выше, к карнизу и галдарее. Он держался на отвесной стене, словно огромный чёрный паук-мизгирь. Он уже утратил облик человека — по стене башни лезла какая-то нежить, дьявольская тварь.
Тварь добралась до карниза и перемахнула ограду балкона. Звякнуло разбитое стекло — дверь в часовую палату будто исчезла: упрямый демон всё-таки достиг своей цели. И тут стрелки на бланциферной доске дрогнули, дёрнулись, и колокола курантов, ожив, заиграли первый перезвон. Он мягко и невесомо поплыл над Господским двором и над людьми, над прудом и над заводом, очищая сразу и ночной мрак, и звёздный свет. А за окнами часовой палаты вдруг что-то беззвучно заполыхало, заполыхало — и погасло.
Савватий и работные уже пешком подошли к караульщикам.
— Что это было, вашу мать?! — ошарашенно и зло спросил Артамон.
Савватий снял шапку и перекрестился.
— За бесом гонимся, — пояснил он. — Не ведаю, зачем ему в башню надо.
Придерживая саблю, болтающуюся на поясе, Артамон снова поглядел на башню и, приняв решение, приказал кому-то из подручных:
— Митька! Лети к Онфиму за ключом!
Парень в татарском малахае кинулся к дому Демидовых.
— И откуда же чёрт этот взялся? — с подозрением спросил Артамон.
— Слышал, по Невьянску демон рыщет? У нас он из домны выскочил.
Караульщики взволнованно переговаривались с работными.
— А в кого угодил? — продолжал допрашивать Артамон.
— В мастера Катырина.
Артамон присвистнул:
— У меня Фильша на его внучке женился…
Вернулся запыхавшийся Митька и протянул Артамону ключ.
— Так, Фильша и Прошка сторожат вход! — распорядился Артамон. — Остальные — за мной в башню! Ищем