– Да мне-то все это незачем знать, кальд.
– Ошибаешься: пригодится. Нет, не для книги, которой ты, скорее всего, не закончишь, а может быть, не начнешь вовсе, – в собственной жизни. Что это был за капитан? Догадаться возьмешься?
Бивень отрицательно покачал головой.
– А я, кажется, догадываюсь. Держался он с ней крайне церемонно, однако взгляд, взгляд – особенно когда он остановил нашего коня!.. По-моему, в ее глазах он мало что значил, просто в минуту нужды послужил защитником и кормильцем, а вот она для него значила очень многое… и, несомненно, очень многое значит до сих пор.
– Она назад, сюда лезет, – шепнул Бивень, указав за спину.
Шелк, спустившись до середины склона, помог Гиацинт подняться.
– Не стану утверждать, будто не рад тебя видеть – тебя, Гиацинт, я, сама знаешь, счастлив видеть когда угодно. Однако мы с Бивнем как раз собирались спускаться к вам.
– Ты не поверишь, кальд, сколько там собралось народу! – высунувшись из подземелья в воронку, крикнула Крапива. – Половина квартала! И Мозг-зеленщик, и мясник Балабан, и даже новый авгур, который с нами на воздушном корабле летал! Моли тоже здесь – он ее свои ризы заставил надеть. А Пролокутор всем сесть велел.
Бивень подал руку Гиацинт, а другую – Шелку.
– И моя мать, и братья с сестрами. Вот что для меня главное, только… – Казалось, у него вдруг перехватило горло. – Только выходит, будто насчет отца мне все равно.
– А тебе вовсе не все равно, – пробормотала Гиацинт, – уж я-то знаю…
– Ага, наверное. Он меня каждый день после палестры в лавку работать гнал, и… и ссорились мы из-за этого. И еще много из-за чего.
– Понимаю.
– Я же старший, – закончил Бивень, словно это объясняло все разом.
– Но если там половина квартала, что с нашим мантейоном? – спохватился Шелк. – То есть с паствой – с теми, кто посещал жертвоприношения по сциллицам, с ребятишками из палестры?
– Почти все здесь, – заверила его Крапива. – Не хватает кое-кого из мужчин – они к генералиссиме Мяте ушли, однако и Королек, и Перышко, и Ворсинка, и подружка моя, Цингибер… погоди-ка, дай вспомнить. Ломелозия тут, ее сестры, братья и мать – тоже. И Асфоделла с Астрой. И Лисенок, младший братишка Керрии, и сама Керрия. И Остролист с Оленем… Олень ранен серьезно. И торговка кошачьим мясом, и тот старик, что в летнюю пору торгует льдом, и еще наших целая куча.
Шелк, удовлетворенно кивнув, улыбнулся Гиацинт.
– Что ж, я свое дело сделал… спас его от гибели круговорота. Или, по крайней мере, спасу, когда мы доберемся до нового. Мне ведь поручено спасти наш мантейон, а мантейон и есть люди, собирающиеся, дабы вместе поклониться богам. Все прочее, и в первую очередь я, – так, мишура… довесок.
Поднять на него взгляд Гиацинт не смогла.
– Когда ты вернулась наверх, я объяснял Бивню, что в конечном счете важна одна только любовь. Иносущий однажды – как раз перед нашей встречей в гостинице Горностая, у пруда с золотыми рыбками – сказал мне, что, пусть он не Киприда, Киприда станет им неизбежно. Чем больше она обретает истинных качеств богини любви, тем крепче их единство.
Гиацинт кивнула, и тут Бивень заметил, что глаза ее полны слез.
– Иносущий… Ты его вправду там видел, кальд? – спросил он.
– Да, Бивень, во сне, стоявшим на водной глади. Мне оставалось сказать тебе лишь об одной вещи, и я не вижу, отчего бы не сделать это прямо сейчас: от Гиацинт с Крапивой тут никаких тайн нет. Видишь ли, любовь не помнит обид. Я знаю, что Гиацинт не изменит мне никогда в жизни, не хуже, чем ты знаешь, что Крапива никогда в жизни не изменит тебе, но если даже изменит – хоть раз, хоть тысячу раз – моя любовь к ней останется прежней.
Гиацинт, едва ли не в ярости оттолкнувшись от стенки воронки, поднялась на ноги.
– Ну, все, с меня хватит! Слышать этого больше не могу! Не могу и не буду!
– Тогда идем, – откликнулся Шелк и начал карабкаться вниз, к бреши в стене коридора.
– Никуда я не пойду! – завопила Гиацинт. Прекрасное лицо ее исказилось в гримасе лютой злобы. – Ты об этих местах рассказывал, и сама я их видела, и… там ужас, ужас! Сам же сказал: все шлюпки переломаны, это Чистику досталась целая, а ты только надеешься их починить, и из-за этого целый город готов отдать, бросить!
Развернувшись, она пулей помчалась прочь и, не успев сделать пяти шагов, скрылась из виду в круговерти метели.
Шелк бросился было за ней, но в спешке оступился и вместе с осыпавшейся землей соскользнул почти к самому дну воронки, к Крапиве, устремившейся за ним, стоило ему снова начать подъем.
Взобравшись наверх, он со всех ног побежал следом за Гиацинт. Бивень с Крапивой не отставали. Вскоре одна из бомб разорвалась так близко, что земля под ногами вздрогнула, и Шелк остановился.
– Уходите. Уходите скорее, оба. Вместе, ну?
Глаза его сверкали огнем даже в полумраке метели.
– Понимаешь, Крапива? А ты, Бивень? Я отыщу ее, раздобуду карточки, чтобы хватило для починки еще одной шлюпки, а вы поспешите вниз, найдите Его Высокомудрие и расскажите ему обо всем. Если успеем, придем прямо к шлюпкам.
Крапива стиснула руку Бивня изо всех сил.
– Уводи его, – велел Шелк. – Потребуется, хоть силой тащи.
С этим он подал Крапиве иглострел, однако Крапива без лишних слов показала ему свой, когда-то принадлежавший Сабе. Кивнув, Шелк сунул оружие за брючный пояс и, точно призрак, скрылся в снегу.
– Шелк?! – донесся откуда-то сверху резкий, хриплый крик его ручной птицы. – Шелк?! Шелк?! Шелк?!
Примерно две дюжины ударов сердца Крапива с Бивнем стояли рядышком, глядя ему вслед, гадая, что припасло для них будущее, а после в один и тот же миг улыбнулись; Крапива вручила Бивню иглострел; оба, не разнимая рук, вернулись к воронке, спустились к бреши, проделанной взрывом бомбы в стене коридора, и двинулись на поиски матери Бивня, дожидавшейся их под землей.
В собственную защиту
Строками, которые вы только что прочли, я собирался завершить «Книгу о Шелке», ибо больше мы его не видели. Сим дополнением я отвечаю на критические замечания и вопросы, адресованные нам теми, кто прочел предыдущие разделы, выправленные и переписанные Крапивой (ее почерк куда разборчивее моего).
Многие из вас призывают меня пересказать всю эту историю от собственного, подлинного лица, ограничившись лишь тем, что видел я сам, и, по сути, сделав себя главным ее героем. Отвечу: подобный рассказ по силам написать любому из вас. Перо вам в руки, дерзайте.
Моя задача не в том, чтобы (как вам угодно) попросту описать, каким образом мы, рожденные в Вироне, добрались до Синего, но в изложении истории патеры Шелка – виронского кальда во время нашего отбытия, величайшего, удивительнейшего из известных мне людей. Историю эту я, о чем уже предупреждал, намеревался назвать «Книгой