В случае если каким-то образом Ирина Семёнова всё-таки отыщет меня, после такой карточки в мою безумную версию станет уж совсем невозможно поверить.
«Моя версия», – передразнил я себя. И припарковался.
Я надел широкие тёмные очки, весьма странные ранней весной. К тому же уже смеркалось. Застегнул старое пальто, которое не носил уже года два. Машину я остановил в подворотне, поставив её так, чтобы было удобно открыть багажник.
А перед тем как идти выслеживать торопливых мужчин с жёлтыми сумками-холодильниками, нагнулся, сунул пальцы в вязкую подмерзающую грязь и шлёпнул ею по заднему номеру машины.
Я напоминал сумасшедших, которым к весне начинает казаться, что их прослушивает ФСБ.
Договориться удалось с третьим по счёту курьером. Сильно попортив свои нервы прогулками мимо ограды Лениного жилого комплекса, я убедился, что мой посланник покинул отмеченный в анкете Семёновой подъезд уже без цветов. Для конспирации я снял и оставил в машине пальто, прежде чем бежать по следам и проверять доставку. Замёрз просто ужасно.
А когда наконец-то был свободен, начался новый кошмар.
К половине первого ночи Маши всё ещё не было. Более того, она отключила свой телефон! Лариса ушла спать, а я мерил шагами кухню, с невероятными усилиями отодвигая тот момент, когда я наконец-то в панике её разбужу и мы побежим в полицию.
В замке завозился ключ в два ноль-четыре.
Слава богу!
Я метнулся в прихожую и быстро открыл дверь.
Лицо моей дочери было искажённым и каким-то нездорово-зеленоватым. Маша стояла, чуть согнувшись, словно у неё болел живот. На белом пуховике сбоку – грязно-кровавый след.
Я охнул. Ударил рукой по выключателю.
От яркого света Маша дёрнулась и распрямилась. В её глазах стояли слёзы. Я увидел, что колени дочери разбиты в кровь.
– Пропусти, – проскулила она.
– Машенька…
– Пропусти, пожалуйста.
– Машенька, что они с тобой сделали?!
Моя дочь резко, внезапно сильной рукой отпихнула меня в сторону и, как была в обуви, бросилась к ванной.
Она успела захлопнуть дверь и повернуть щеколду. Я неистово задёргал ручку.
Девочка, моя маленькая девочка! Что с ней сотворили из-за меня? Это же перечеркнёт, искорёжит всю её судьбу! Как мы вообще теперь станем жить дальше…
Как я мог? Как я мог трусливо таскаться с дебильными цветами по городу, выполняя требования тупой малолетки, если знал, знал, что Маше грозит беда! Ведь я же знал!
Никогда не смогу простить себе этого.
Нельзя оставлять её одну в таком состоянии!
– Маша! Маша, открой! – барабанил я. – Кто это был? Маша! Поговори со мной!
«Надеюсь, у тебя в ванной безопасная бритва?», – пронёсся в голове суровый голос Лены Семёновой.
– Открой дверь! Доченька, всё будет хорошо, только открой дверь! Не будь одна! Маша! Мы с мамой поможем тебе справиться! Маша! Маша, открой!!! Маша! Машенька!
Глава 8
Маша резко распахнула дверь, и я отпрянул. Она смотрела на меня с бешеной яростью.
– Хочешь посмотреть, как я блюю?! – выплюнула дочь.
– Что здесь происходит?! – выбежала из спальни взъерошенная Лариса.
– Маша… Машу…
Господи, как ей сказать?!
– Ты упала? – ахнула жена, подходя ближе.
– Никто не чистит блядский лёд! – гаркнула моя хорошо воспитанная маленькая девочка. – Я теперь месяц не смогу надеть юбку! Ой.
Она стала чуть зеленее и стремительно метнулась к унитазу.
Я таращился на всё это, очень медленно осознавая, что мою дочь никто не насиловал. Она нажралась как свинья, упала по дороге домой и разбила колени. Лариса положила руку мне на плечо.
– Саш, иди спать. Я тут разберусь.
– Она… она пьяная… – с недоверием проговорил я.
– Саша, иди, пожалуйста, в спальню, – добавила жена строже.
В спальню я не пошёл. Отправился на кухню, налил полстакана коньяка и выпил его залпом. Потом опустился на табуретку и уставился в пол.
Через какое-то время появилась Лариса, наполнила две чашки водой и снова покинула кухню.
Я продолжал изучать кафель. Мысли путались и скакали, ни одна из них не доходила до какого-то логического завершения. Я был опустошён и полностью выпотрошен морально. А потом почувствовал, как внутри медленно поднимается и закипает злоба.
Пока я едва ли с ума не схожу, моя малолетняя дочь ужирается на тусовке. Слава богу, что этим никто не воспользовался! В этом ей попросту повезло! Конечно, я допускал, что заклятая подружка Машу спровоцировала – но и моя дочь тоже хороша! Уж точно ей Лена ничем не угрожала.
Нужно преподать дочери хороший урок. Чтобы ей в голову не пришло повторять что-то подобное!
Меня в своё время отец бы выпорол. Сам я всегда был против подобных методов в воспитании. Да и сейчас, пожалуй, поздновато начинать.
Но существуют и другие наказания.
Думаю, Маша достаточно повеселилась сегодня, и в свой день рождения обойдётся семейным ужином. Шатаниям после школы не пойми где, превращающимся в традицию, тоже настал конец. Как и карманным деньгам. И, разумеется, мы строго-настрого запретим ей общаться с Леной Семёновой.
Если нужно, я разведу их по разным классам.
Формирование удлиняющегося списка санкций через некоторое время прервало возвращение на кухню Ларисы.
– Ты её уже наказала? – спросил я. – Хочу обсудить детали.
Лариса нахмурилась.
– Как бы ты воспринял любую обвинительную информацию, будучи пьян настолько, что обнимаешься с унитазом? – уточнила она.
Наверное, жена права. Маше стоит прийти в себя и осознать содеянное.
– Думаю, завтра с ней лучше поговорить мне, – объявил я. – Ты бываешь слишком мягкой.
– Что ты думаешь сказать ей?
– Лишить карманных денег. Объяснить, что на её день рождения теперь будет только домашний ужин. И конечно, запретить общение с этой… Леной.
– Чтобы добиться какого результата?
– Чтобы она не вздумала снова брать в рот спиртного! – разозлился я. Кажется, уж это понятно!
– А что сделали твои родители, когда ты впервые заявился выпившим домой?
– Я не считаю уместным пороть Машу даже за это. Если она поймёт с первого раза.
– То есть, родители тебя выпороли, – кивнула Лариса. – Ты ещё когда-нибудь пил?
– Я больше в жизни не появлялся дома в таком состоянии! Уж поверь мне, отец был весьма убедителен. Я неделю не мог сидеть толком.
– Но ты после этого когда-нибудь пил? – повторила жена и перевела взгляд на бутылку, стоящую на столе.
И тут я понял, что она вовсе не на моей стороне.
– Лариса! Мы говорим о четырнадцатилетней девочке!
– Не кричи, пожалуйста. Ты сказал, что после отцовского нагоняя никогда не показывался дома в непотребном виде. Но ты перестал пить? Хотя бы до совершеннолетия?
– Я не девочка!
– Саша, услышь меня. Если сделать то, что ты собрался, в следующий раз, когда Маша захочет на вечеринку, мы об этом не узнаем. – Жена резко подняла руку, не давая мне возразить. – Мы услышим о том, что она ночует у какой-то подруги. Другой. И, когда она снова переберёт, она не пойдёт домой – потому что будет бояться. В хорошем случае останется там, где пила. Возможно, единственная. А то и предпочтёт скамейку на улице. И, если произойдёт что-то действительно плохое, мы даже не будем знать,