Я отложил перо и посмотрел на графа.
— По своей сути, генерал Бенкендорф и так де-факто руководит большинством из этих структур. Всё, что я сделал, — это лишь оформил существующее положение вещей в стройную систему. Единственное существенное изменение — это выведение разведывательного управления в особое положение. Чтобы оно подчинялось исключительно начальнику СИБ и, через него, напрямую Его Императорскому Величеству. Так мы убьём двух зайцев: и порядок наведём, и верховную власть укрепим.
В полдень четверга я вошёл в кабинет Бенкендорфа. В кабинете кроме генерала никого не было. Секретная информация касалась только нас.
— И так, граф, я внимательно вас слушаю.
Доклад мой длился почти три часа. Бенкендорф внимательно слушал меня, рассматривал схемы, уточнял некоторые вопросы. Дважды пришлось смочить пересохшее горло.
— Полковник граф Иванов-Васильев доклад окончил. — встал я по стойке смирно.
— Присаживайтесь, граф. — сказал Бенкендорф с непроницаемым лицом.
— Доклад ваш достаточно убедителен и логичен. Исполнение прекрасное. — задумчиво тянул он. Особое положение Разведывательного управления и его прямое подчинение начальнику СИБ вполне оправданно. Только пожалуй уточните мне разведывательно –диверсионные действия, что вы подразумеваете под этим?
— Это и подразумеваю. Разведка и диверсии направленные против враждебных нам стран. — То есть вы готовы убить даже королевскую особу?
— Ваше превосходительство если эта особа открыто призывает к уничтожению нашей государственности или покушается на жизнь нашего монарха. Назовите причину, останавливающую нас от подобных действий.
— Да, с вами не поспоришь. — неопределённо произнёс генерал. — Хорошо, на сегодня достаточно. Надеюсь план в единственном экземпляре?
— Так точно, ваше высокопревосходительство.
— Можете быть свободным.
Весь последующий день Бенкендорф тщательно изучал и обдумывал план предоставленный графом. После всего решился предоставить его на рассмотрение его величества.
Зимний дворец. Кабинет императора Николая I
В просторном, строгом кабинете, затянутом морозными узорами на стёклах, царила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием поленьев в камине. Государь, откинувшись на спинку кресла, перевёл тяжёлый, внимательный взгляд с лежащих перед ним бумаг на генерала.
— Ваше итоговое заключение, Александр Христофорович?
Бенкендорф, собравшийся с мыслями, отвечал чётко и почтительно:
— Ваше величество, по моему твёрдому убеждению, проект графа Иванова-Васильева рационален и, что важнее, полностью осуществим. Я полагаю возможным принять его за основу. Мои замечания незначительны и носят сугубо формальный характер.
Император коротко кивнул, его пальцы бесшумно постучали по столешнице, будто отбивая такт незримому маршу. Решение было принято.
— Одобряю. Что ж, после внесения ваших поправок приступайте к подготовке указа об учреждении Службы Имперской Безопасности. Проследите, чтобы права и обязанности новой структуры были изложены в нём ясно и недвусмысленно. — Он сделал небольшую паузу, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на удовлетворение. — Также подготовьте приказ о производстве графа Иванова-Васильева в генерал-майоры с одновременным пожалованием ордена Святого Георгия третьей степени. Он свою награду заслужил. Производство и награждение проведём кулуарно. Он становится персоной нежелательной для всеобщего обозрения.
— Слушаюсь, ваше величество.
Вернувшись в свой кабинет, Бенкендорф в который раз отметил разительную перемену в государе, случившуюся после его примирения с супругой. Император будто помолодел душой, в его глазах вновь появился давно утраченный огонь. Государыня же пока оставалась в Петергофе, проходя предписанный ей курс лечения. По городу меж тем ползли самые невероятные слухи, один нелепее другого. Шептались о чуть ли не колдовском омоложении императрицы, достигнутом с помощью некоего эликсира молодости.
— Что за бред? — отмахнулся от этих пересудов Бенкендорф. Однако когда в этой фантастической истории начали упоминать имя графа Иванова-Васильева, генерал испытал настоящий шок.
— Каким образом здесь умудрился проявиться этот вездесущий граф? — опешил он, выслушивая донесение. К счастью, ему тут же уточнили: воздействие на императрицу было оказано не напрямую, а через его супругу, графиню Екатерину Иванову-Васильеву.
В пятницу на тринадцатое ко мне явился порученец, поручик Семёновского полка.
Ваше сиятельство, вам надлежит завтра, в два часа пополудни, явиться в Зимний дворец на аудиенцию к его императорскому величеству. — Порученец щёлкнул шпорами, отдал честь и бесшумно удалился.
Я зашёл в кабинет к графу и положил ему на стол приглашение с золочённым орлом.
— Ну что, Пётр, завтра решится вопрос твоего будущего. Не сомневаюсь — будущего блестящего, — торжественно произнёс он, довольно улыбаясь.
— Надеюсь, вы не ошибаетесь, Дмитрий Борисович, — вздохнул я, глядя за оконную мглу Петербурга.
Ровно за пять минут до назначенного срока я пересёк порог императорской приёмной. Полковник Лоренц, адъютант императора, встретил меня приветливой, но сдержанной улыбкой.
— Прошу вас, господин полковник, вас ожидают.
Кабинет императора был строг, почти спартанским: минимум украшений, огромная карта на стене и массивный письменный стол.
— Здравия желаю, ваше императорское величество! — тихо, но отчётливо произнёс я, памятуя о нелюбви государя к громким возгласам. Слева, в тени высокого окна, недвижимо стоял граф Бенкендорф.
— Здравствуйте, полковник, — Николай Павлович пристальным, пронзительным взглядом окинул меня с головы до ног. Вслед за мной бесшумно вошёл Лоренц, неся на бархатной подушке два золочёных фолианта и узкий футляр красного дерева. Встав напротив, он негромко, но с безупречной чёткостью начал читать:
— По указу Его Императорского Величества, производится… — и далее следовал текст Высочайшего приказа о производстве меня в чин генерал-майора.
Едва отзвучали последние слова, Лоренц развернул второй, украшенный вензелем фолиант. — … В воздаяние примерной храбрости и распорядительности в деле при крепости Грозной, жалую кавалером Императорского Военного ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия третьей степени…–
Государь, не говоря ни слова, взял из рук адъютанта малый Георгиевский крест на чёрно-оранжевой ленте и собственноручно возложил его мне на шею. Шёлк ленты коснулся ворота мундира.
— Служу трону и отечеству! — чётко, отчеканивая каждый слог, ответил я, чувствуя, как тяжелеет на шее знак военной доблести.
— Надеюсь, генерал, вы отдаёте себе отчёт в камерности сего награждения? — голос императора был ровным и негромким.
— Так точно, ваше величество.
— Отныне, граф, ваша персона не должна быть в частом всеобщем обозрении. Создаваемая вами структура требует абсолютной скрытности. Доверие, оказанное вам, — безгранично. Надеюсь, вы оправдаете его в полной мере.
— Приложу все силы и усердие, ваше величество.
Император на мгновение замолчал, и его взгляд смягчился.
— Благодарю вас за сына, генерал. Мне донесли о вашей роли в том бою. Не окажись вы тогда в свите Александра… исход мог быть иным. Вы уверены, — он сделал лёгкое ударение на слове, — что мой сын заслуживает Георгиевского оружия?
— Несомненно, ваше величество. До ордена, по строгости статута, он пока не дотягивает. Но золотое оружие «За храбрость» — заслужено им сполна.
— Дальнейшие ваши действия согласовывайте с генералом Бенкендорфом. Вы можете быть свободным.
Выйдя из Зимнего дворца я раскрыл бурку. В кабинете государя было душно или мне от волнения так показалось.
— Ну, что Петька Иванов, вот и стал ты генералом. — Грустно подумал я. Ощутил усталость и гулкую пустоту. Скорее это последствия последних напряжённых дней. — Надо ехать домой, — подумал я усаживаясь на кожаное сиденье. — Обрадовать Катерину, что она стала генеральшей, а Дима генеральским сынком. — Усмехнулся я.