Многие из нас высмеивали их наивность. Мы предсказывали им провал: обаяние деревни развеется через год, если не раньше, их дети подрастут и потребуют чего-то большего, чем простой и аутентичный образ жизни; избыток времени утомит их до смерти; социальные связи начнут их душить; им надоест грызть яблоки со вкусом яблок; они быстро одумаются и вернутся, поджав хвосты. Мы вспоминали, что у каждого поколения случается свое возвращение в деревню, возникают свои фантазии о развороте к корням и воссоединении с утраченными ценностями. Мы презирали этих пижонов за авантюру с улаженной жизнью, в которой им не грозили потери, и заодно их детей, которым все доставалось бесплатно, хотя в городе их сверстники рассчитывать на независимость не могли. Однако правда состояла прежде всего в том, что этим несчастным было уже нечего терять и они набросились на выплаты и дома не для того, чтобы получить возможность жить иначе, а для того, чтобы жить хоть как-то. Но были и те, кто отправился в деревню сознательно, — первая волна кувшинщиков. Там они встретили единомышленников — вернувшихся, как они, или никогда не уезжавших. Между собой они создали несколько сообществ, первых, тех, которые очаровывали Монику и над которыми я смеялся. Экоммунары!
Большинство возвращенцев в итоге отступили обратно в города, вот так, когда базовый сельский доход отменили или когда до них дошло, что деревенской жизни их мечты уже не существует, если она вообще хоть когда-то существовала. Но кое-кто остался. Как несчастные люди без будущего, которыми никогда не переставали быть, они зависели от милости каждого встречного мошенника, пытавшегося втюхать им фигуральный мотоцикл, в том числе такой раздолбанный, как мотоцикл кувшинщиков. Их сообщества перестали расти и возникать, и мы о них забыли — по крайней мере, я.
И вот чем они занимаются сегодня: сидят себе в офисе банка и с удовольствием наблюдают, как предприниматель унижается, чтобы выпросить у них финансирование.
По дороге в школу Сегиса я следил по карте за твоим маршрутом — ты продолжал нестись по прямой и на полном ходу уже прошел четыре километра, а добрая душа Юлиана ускоряла шаг, поспевая следом, и обгоняла тебя на каждом светофоре, чтобы вовремя удержать. Мне было интересно, чем закончится твоя прогулка, будет ли она удачной, окончательной.
Заодно, пользуясь случаем, я позвонил двум своим парням, о которых уже тебе рассказывал. Бывшим одноклассникам Сегиса — плохим ученикам, а продавцам и того хуже, если судить по той неделе, что они ходили по домам. Очередные раздолбаи, которым нужна работа, — так бы ты подумал, если бы знал их и видел, как они работают. Они не заключил и ни одного чертова контракта, потому что жрать не хотят, — еще одно выражение очень в твоем духе. «Жрать не хотят», «это поколение уже родилось сытым», «они всё получили на блюдечке с голубой каемочкой», помнишь?
Кажется, что это глупое выражение, застывшее на твоем лице, изменится в любой момент и ты взревешь, как в старые добрые времена. Но слушай, с этими двумя никчемышами все так и есть: насколько я знаю их семьи, ни одному из них не надо работать, в конечном счете родители пристроят их на тепленькие места с хорошей зарплатой, совсем им не по заслугам. Лучшее агентство по трудоустройству — это хорошая фамилия, хотя что тебе об этом говорить. Сейчас они пытаются заработать мелочь на карманные расходы и, прежде всего, показать своим семьям, что они не просто спят, едят и принимают наркотики, но и чем-то занимаются. Вот только я дам им от ворот поворот: какой от них прок, если они не привели ни одного гребаного клиента?
Так вот, я им позвонил. Ясное дело, они потратили утро впустую. Я заключил три контракта и еще пятьдесят договоренностей, а они еще не расшевелились. Пришлось прочесть очередную нотацию.
— Что с вами не так, вы зачем людей пугаете? Сколько раз мне повторять, что вы продаете не страх, а безопасность. Страх у людей есть и без вас, они его жуют, дышат им, спят с ним в обнимку и просыпаются оттого, что он сушит им горло. Но необходимости напоминать им об этом нет: от любого предложения, которое всколыхнет их страхи, они откажутся. И не надо говорить им про Жаркую неделю, потому что они о ней не забыли, они держат ее в уме, не перестают о ней думать, это постоянство и открывает вам двери. Не надо даже спрашивать, видели они сериал «Безопасное место» или нет, — естественно, видели, потому-то они вас и принимают и слушают, что видели и не забыли, но, с другой стороны, им не хочется напоминаний об этом. Надо быть тоньше и хорошо изучать психологию каждого, тактик продажи столько же, сколько и клиентов: к родителю и пенсионеру, мелкому бизнесмену и госслужащему подход нужен разный, страхи у них различаются; может показаться, что все боятся одного и того же, но от правды это далеко. Вы вводите их в курс дела слишком резко, вы будто кличете беду, связываете безопасное место с угрозой, и все это в одной упаковке, словно пистолет или капсула с цианидом на экстренный случай. Мы продаем им совсем другое: мы продаем бесполезное место, они должны видеть его таким, должны думать, что оно никогда им не пригодится, что оно даст им душевное спокойствие, но никогда не понадобится, словно пистолет или цианид. Они согласятся на покупку, только если сочтут ее ненужной, но все же необходимой. Не надо давить — будет лучше, если они сами в итоге примутся расспрашивать, прицениваться, вымаливать себе убежище. Пусть они сами придут к желательному для нас выводу, пусть спросят себя, как они могли дожить до сегодняшнего дня с небронированной кладовкой, подвалом или парковкой. А главное, не отвечайте, когда вас не спрашивают. Иметь наготове ответ хорошо, поэтому я вам его и дал, а вы его отрепетировали, — но не забегайте вперед. Вы увидите, что никто не задает самого главного, единственного в этом деле стоящего вопроса. Никто его не задает, чтобы не слышать ответа и по-прежнему спать по ночам. Никто, кроме беременной женщины, которая злилась на своего мужа.
Добро пожаловать в школу для успешных детей. Знакомо звучит? Ты помнишь? Ты не потому улыбаешься, что от этих слов внутри тебя что-то вибрирует, потрескивают нейроны, всплывают короткие и смутные воспоминания? Слушай, я тут утром заснял плакат у входа — уж очень он был потешный: «международная ШКОЛА NEW CENTER. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ШКОЛУ ДЛЯ УСПЕШНЫХ ДЕТЕЙ. WELCOME ТО THE COLLEGE FOR SUCCESSFUL CHILDREN. WILKOMMEN IN DER SCHULE FÚR ER-FOLGREICHE KINDER». И еще на китайском, но это я уже не произнесу. А вот что забавно, так это нацарапанная внизу приписка: «Добро пожаловать в школу для преподов без контракта». Сегис что-то рассказывал о забастовке. Ну забастовка так забастовка, рабочие волнения — они везде.
Школа для успешных детей. Цирк, правда? Как будто эти дети не были успешными и без нее. Так сказала Моника в тот день, когда мы туда зашли. Мы раздумывали, куда бы отдать маленького Cernea, и руководство вызвало нас на собеседование: формально — чтобы познакомиться, а на самом деле — чтобы к нам присмотреться. Во дворе я тыкал пальцем в сторону невысоких зданий, ухоженной лужайки, наводившей на мысли о кампусе, спортивного центра, бассейна с подогревом и рекламных снимков с радостными блондинистыми детьми (они учились, играли в падел-теннис и катались на лошадях), а Моника остановилась перед плакатом у входа. Она прочитала эти слова вслух и сказала: «Что за дерьмовая претензия, кого они обманывают? Все прекрасно понимают, что успешные дети уже приходят в такие места успешными».
Признаюсь: это я настоял на том, чтобы Сегиса туда зачислили. Нет, сейчас я об этом не жалею. Ну то есть немного все-таки жалею — теперь-то я знаю, что Моника была права. Почему же тогда мы не переводим его в обычную школу? Когда ежемесячный взнос перестал быть мне по карману, Моника встала в позу — наверное, чтобы я злился и мучился из-за своего упрямства, которое привело Сегиса туда, а не во Французский лицей, как хотелось ей. Такими словами она этого, ясное дело, не объясняла. Она упирала на то, что Сегис не должен расплачиваться за чужие ошибки, — эта шпилька была в твой адрес, ты ведь знаешь, с какой любовью невестка всегда к тебе относилась; а еще говорила: «Лучше держаться за то немногое, что осталось, иначе уже вложенные деньги пропадут впустую». Именно так: «уже вложенные деньги». В успех нашего ребенка мы вложили многое. Слово «успех» она, конечно же, выплюнула со всем сарказмом, на который была способна, но ведь она действительно в это верит. В то, что Сегис будет спасен. Она не ждет от него успеха, но ждет, что он будет спасен. Что он станет удачной инвестицией, щитом на будущее, зарядкой с дополнительными жизнями. Что он всегда будет ехать по правильной полосе, что доберется до безопасного места — действительно безопасного.