Что касается меня, то я готов мириться с таким положением, хоть школа сына и обходится мне каждый месяц в такую же сумму, как плата за квартиру. Ведь в глубине души я тоже верю, что у Сегиса есть шанс, пусть даже маленький. Шанс на успех, более вероятный, чем в других школах, или хотя бы шанс не пропасть, как все те школьники, которые приходят пропащими уже из дома. И кроме прочего, я все еще верю, что в нашем роду он первым сумеет встать на ноги. Взгляни на прогресс: ты не мог учиться, я мог, но в государственной школе, а Сегис ходит в школу для успешных детей. Порода совершенствуется. Всегда стремится вверх. Социальный лифт — помнишь, как тебе нравилось это выражение? Ты услышал его и взял себе на вооружение. Социальный лифт! Наша семья — лучшее доказательство, что он существует и работает. Лишь одна ветвь из многих, заурядных Гарсия, Гарсия откуда-то из самых низов, из ниоткуда, с трудом, большим трудом мы поднимались, ступенька за ступенькой, на благородные этажи, на самый верх. Пока лифт вдруг не сломался и пол не ушел у нас из-под ног; ты провалился в пропасть, а я остался висеть, цепляясь за край кончиками пальцев, ногтями, и по-прежнему остаюсь висеть, соскальзывая миллиметр за миллиметром, отпуская один палец за другим, но все еще не надаю. Мальчика это не затронуло, мальчик до сих пор в кабине, и если мы продержимся еще год, хотя бы год, он успеет ступить на верхний этаж, пока трос не оборвется. Я знаю, после школы для успешных детей надо будет поступить в университет для успешных детей — вероятно, за границей; потом магистратура и стажировка в компании для успешных студентов, чтобы в конечном счете попасть в офис для успешных сотрудников или того лучше — создать свой бизнес и стать успешным бизнесменом. Ты в это веришь? И я нет. Уже нет. Но опустить руки было бы еще хуже. Если мы притворимся, что верим, если продолжим движение, если сильно потянем за трос, словно гребаный лифт можно запустить шкивом и мышцами, то, возможно, Сегис доберется до цели, будет спасен. Вот почему я должен провернуть все это дерьмо с безопасными местами: нам все еще приходится тянуть за трос. И потому что Моника права: Сегис не должен расплачиваться за чужие ошибки.
Ты был доволен, вспомни. Твой внук — в школе для успешных детей. Когда мы с Моникой спорили, куда его записать, ты дал нам карт-бланш, а вместе с ним последний толчок: я оплачу обучение, сказал ты с той же решимостью, с которой приглашал всех в свой излюбленный бар отметить открытие новой клиники — мол, приходите, берите что хотите, сегодня я угощаю. Дайте Сегисмундо такое образование, какое хотите, я угощаю. Своему внуку я желаю только лучшего. Пусть третье поколение закрепит то, за что боролись предыдущие. Пусть оно добьется того же, что и мы, но без усилий и скрипа. Пусть оно достигнет еще большего. Пусть достигнутое станет для него естественным и никто не заподозрит в нем всего лишь везучего выскочку. Пусть не будет пути назад, пусть пол в лифте уже не провалится. Пусть следующее поколение, дети Сегиса, окажется успешным от рождения и будет нуждаться в этой школе только для того, чтобы поддерживать естественный порядок и воспроизводить его без особых усилий.
Но увы: щедрого порыва, чека, счета на твое имя хватило только до средней школы, Дальше твое угощение приходится оплачивать мне.
Зато ты был доволен, да. Английский, немецкий и китайский. Интегральное образование. Академическое отличие. Воспитание ценностей. Ораторское искусство. Эмоциональный интеллект. Бизнес-образование на английском с начальной школы. Поощрение тяги к совершенствованию. Вся эта успокоительная болтовня, которая не дает родителям сомневаться в своих инвестициях. Чтобы они не задумались, не разумнее ли было вложить все эти деньги в недвижимость, которая приносила бы их детям доход до конца жизни. Чтобы они верили в усилия, заслуги и возможности и не видели правды: их дети приходят туда уже успешными. Какое-то время казалось, что Сегис был одним из них, с такими же возможностями, верно, — пока твое падение не раскрыло нам глаза. Да еще как. Тогда мы поняли, что он все еще держится за трос. Он все еще может упасть.
Полюбуйся разницей. Пару лет назад семья одного его одноклассника попала в ситуацию вроде нашей. Не дедушка, а отец парня оказался в тюрьме по делу о неуплате налогов. Всего неделя предварительного заключения, чтобы не допустить уничтожения улик, и его освободили под залог, а адвокат принялся ставить палки в судебное колесо: затягивать расследование, объявлять улики недействительными, добиваться предписаний, оттягивать заседание, проводить переговоры с обвинением, обжаловать приговор, — и под стражу его клиент не вернулся. Школа и семьи учеников на той неделе изо всех сил старались защищать бедного мальчика. Они даже собрали денег на оплату залога. После освобождения негодяй пришел забирать своего сына домой, и ты бы видел, как его встретили остальные родители. Какая приветливость, какое товарищество, какая солидарность.
После твоего первого ареста сборов не было. Ни в школе, ни в клубе. Мне пришлось клянчить деньги на залог у тех нескольких семей, с которыми у нас сложились более-менее доверительные отношения, поскольку все твои счета были заблокированы. Что-то мне одолжили, но у всех во взгляде сквозили снисходительность, скрытое удовлетворение, отстраненность, неприятие. И каждый раз, когда они интересовались у дверей школы нашими делами, подбадривали меня и предлагали помочь во всем, в чем понадобится, я отчетливо видел в их словах и улыбках отвращение и фальшь. Моника со мной не соглашалась — говорила, что это все только в моей голове, что на самом деле они нас ценят, их отношения с нами остались прежними и Сегиса не перестали приглашать в гости; но меня так просто не обманешь, в их ласковых словах я четко различал подтекст: вы не из наших и никогда таким не были, сколько бы вы ни платили за частную школу или членство в клубе; вот почему вы упали, вот почему не подниметесь. Конечно же, я вернул им все до последнего евро. Ну почти.
Мне хотелось предупредить Сегиса, но он был еще слишком мал. Хотелось сказать ему: будь осторожен с приятелями, друзьями (даже закадычными), девушками. Потому что, если ты упадешь, они не помогут тебе подняться. Для них ты будешь тем, кто ты есть, кем не перестал быть, сколько бы ни ходил в школу для успешных детей: безбилетным пассажиром. Тем, кто не принадлежит к их кругу, хоть несколько лет и казалось иначе. И тебе позволят упасть, как позволили упасть дедушке. Солидарность у них припасена для своих.
Солидарность, да. Мне смешно, когда кувшинщики толкуют о солидарности, братстве, общности, взаимной поддержке и заботе друг о друге. Пускай они заглянут в загородный клуб, яхт-клуб или клуб верховой езды и посмотрят, что такое сплоченное и гордое сообщество, подлинное единодушие, самое радикальное братство, где все за одного: где собирают деньги на залог для оступившихся, оплачивают проект с небрежностью человека, кидающего несколько монет в общий котел, делают пару решительных звонков, открывают нужные двери и, разумеется, набивают конверты на свадьбах своих детей и женят их друг с другом, чтобы отпрыски были успешными уже на старте. Вспомни, чего тебе стоило попасть в этот чертов клуб. Дело было не в деньгах, заплатить за членство ты мог тогда с лихвой. Причем для всей семьи: ты ведь настоял, чтобы мы все туда вошли. Сложность состояла в том, чтобы найти четверых партнеров с достаточным стажем, готовых за тебя поручиться, как того требовал устав. И вспомни, какую дистанцию другие члены клуба всегда держали с тобой, с нами, когда мы там оказались. Всю эту преувеличенную фамильярность во время приветствий, напускной интерес, с которым тебя расспрашивали о состоянии клиники. Лицемерие, с которым они притворялись, будто ничего не знают, когда появились первые новости. Равнодушие, с которым они следили за твоим заключением в тюрьму. Ложную доброжелательность, с которой встретили тебя в тот день, когда ты вернулся в клуб после условно-досрочного освобождения. Я представляю, с каким удовлетворением они восприняли твое осуждение, арест активов, банкротство, протесты пострадавших перед нашим домом. Они увидели в этом восстановленный порядок и подтверждение своих предсказаний; некоторые даже заявили, что выиграли пари. Они со смехом утверждали, что будут по тебе скучать, вспоминали твои промахи, твои манеры, твой убогий стиль; так закончились три-четыре года, в течение которых за спиной у тебя сплетничали, при выходе из комнаты хихикали, во время твоих рассказов обменивались ироничными взглядами. Я догадываюсь, что ты никогда ничего не слышал и не видел, да и я тоже, но уверен, что все это было. Знаешь, как они тебя между собой называли? Дантистом. «Сын дантиста», — услышал я однажды, как какой-то сопляк обиняками отозвался обо мне, чтобы я этого не понял. Слово «дантист» они произносили с особой интонацией; так не говорили, если речь и в самом деле шла о приятеле-стоматологе, основавшем клинику, клиентами которой они были; к которому они обращались по фамилии, даже по двум, как называли членов знакомых семей, и родителей, и детей, и это было не проявление холодности, а совсем наоборот — признание братства. А вот ты был Гарсией. Дантистом. В этом звучала издевка, с какой ты упоминал бы о бакалейщике, будь у тебя компания по дистрибуции продовольственных товаров. За спиной о тебе судачили так: «Вы слышали, что дантисту удалось добиться приема в клуб? Гляньте, вон идет дантист со своей вульгарной женой. Если хотите посмеяться, заговорите с дантистом о винах. У меня болит зуб — посмотрим, найду ли я того дантиста, который обещал работать за бесценок. Давайте пригласим дантиста на следующий ужин и потешимся вволю: это будет ужин идиотов». Они смеялись, обнажая свои правильные прикусы, розовые десны и зубы, выровненные годами стоматологической работы, а заодно правильным питанием нескольких поколений и отсутствием забот, из-за которых стискиваются челюсти по ночам и изнашиваются зубы — как у тех несчастных, что обращались в твои клиники. Потому что эти снобы из клуба, которых называют по фамилии, в жизни бы не зашли ни в одно из твоих отделений; они бы не позволили гигиенисту из Южной Америки вложить в их нежные рты ту же кюретку, какой он соскребал камень с запущенных и гнилых от плохого питания зубов и… Извини, становится жарко, и я сорвался с тормозов.