Она отрезала ломоть хлеба, намазала его жиром и положила перед ним.
— Заешь, чтобы жир впитал немного эля.
Он откусил, пожевал, проглотил и скривился.
— Хлеб с жиром? — сказал он. — А почему нет масла?
— Сам знаешь, почему нет масла, — пробормотала Сэл.
— Потому что забастовка, ты разве не знал? — встрял Кит.
Это разозлило Джарджа.
— Не дерзи мне, сопляк, — сказал он, запинаясь. — Я хозяин в этом доме, и не забывай об этом. — И с этими словами он так ударил Кита по голове, что мальчик свалился со стула на пол.
Это сломило выдержку Сэл. К ней вернулось воспоминание, яркое, будто это было вчера: шестилетний Кит лежит в постели в усадьбе Бэдфорда с повязкой на голове после того, как лошадь Уилла Риддика проломила ему череп. Ярость вскипела в ней, как вулкан. Она шагнула к Джарджу, обезумев от гнева. Он увидел выражение ее лица и быстро вскочил, на его лице отразились шок и страх, а затем она набросилась на него. Она ударила его ногой в пах и услышала крик Сью, но не обратила внимания. Когда рука Джарджа прикрыла его промежность, она ударила его по лицу дважды, трижды, четырежды. У нее были большие руки и сильные предплечья. Он попятился, крича:
— Отстань от меня, бешеная корова!
Она услышала крик Кита:
— Перестань, Ма, перестань!
Она снова ударила Джарджа, высоко по скуле. Он схватил ее за руки, но он был пьян, а она сильна, и он не смог ее удержать. Она ударила его в живот, и он согнулся от боли. Она подсекла ему ноги, и он рухнул, как срубленное дерево.
Она схватила со стола хлебный нож и опустилась ему на грудь. Поднеся лезвие к его лицу, она сказала:
— Если ты еще хоть раз тронешь этого мальчика, клянусь, я перережу тебе горло посреди ночи, видит Бог.
Она услышала, как Кит сказал:
— Ма, слезь с него.
Она встала, тяжело дыша, и убрала нож в ящик. Дети стояли на полпути вверх по лестнице, с открытыми ртами, глядя на нее со страхом и трепетом. Она посмотрела на лицо Кита. Левая сторона покраснела и начала опухать.
— Голова болит? — спросила она.
— Нет, щека, — ответил он.
Дети осторожно спустились по лестнице.
Сэл обняла Кита, чувствуя облегчение. Она жила в постоянном страхе, что он повредит голову.
Ее костяшки были в синяках, а безымянный палец левой руки, казалось, был вывихнут. Она потерла руки, пытаясь унять боль.
Джардж медленно поднялся на ноги. Сэл посмотрела на него, вызывая на бой. Его лицо было в порезах и синяках, но он не выказывал и тени желания драться. Он ссутулился, опустив голову. Он сел, сложил руки на столе и уткнулся в них лицом. Он задрожал, и она поняла, что он плачет. Через некоторое время он немного поднял голову и сказал:
— Прости, Сэл. Не знаю, что на меня нашло. Я не хотел обидеть бедного мальчика. Я тебя не заслуживаю, Сэл. Я недостаточно хорош. Ты хорошая женщина, я это знаю.
Она стояла, скрестив руки на груди, и смотрела на него.
— Не проси меня простить тебя.
— Не буду.
Она не могла не почувствовать укола жалости. Он был жалок и не причинил Киту настоящего вреда. Но она чувствовала, что нужно провести черту. Иначе Джардж мог подумать, что может снова ударить Кита и снова извиниться.
— Мне нужно знать, что это никогда не повторится, — сказала она.
— Не повторится, клянусь. — Он вытер лицо рукавом и посмотрел на нее. — Не бросай меня, Сэл.
Она долго смотрела на него, потом приняла решение.
— Лучше тебе прилечь и проспаться от всего этого эля. — Она взяла его за плечо и помогла встать. — Пойдем, наверх.
Она отвела его в их общую спальню и усадила на край кровати. Она опустилась на колени и стянула с него сапоги.
Он закинул ноги на кровать и откинулся назад.
— Побудь со мной минутку, Сэл.
Она помедлила, потом легла рядом с ним. Она просунула руку ему под голову и положила его лицо себе на грудь. Он заснул через несколько секунд, и все его тело обмякло.
Она поцеловала его избитое лицо.
— Я люблю тебя, — сказала она. — Но во второй раз я тебя не прощу.
*
Суббота выдалась погожей, и солнце все еще светило в полшестого, когда Хорнбим вышел подышать воздухом в сад своего дома. Неделя у него была хорошая. Все его фабрики работали с ирландскими рабочими, а некоторых из новоприбывших обучали работе на паровых станках. Он хорошо пообедал и теперь курил трубку.
Но его покой нарушило сообщение от зятя, Уилла Риддика. Посланником был молодой ополченец в форме, вспотевший и запыхавшийся. Он вытянулся по стойке смирно и сказал:
— Олдермен Хорнбим, сэр, прошу прощения, майор Риддик шлет вам свои приветствия и просит вас встретиться с ним у таверны «Бойня» как можно скорее.
— Что-то случилось? — спросил Хорнбим.
— Не знаю, сэр, мне просто передали сообщение.
— Хорошо. Следуй за мной.
— Есть, сэр.
Хорнбим вошел в дом и обратился к лакею Симпсону:
— Скажи миссис Хорнбим, что меня вызвали по делам. — Затем он надел парик, поправляя его перед зеркалом в холле, и вышел на улицу.
Ему и посыльному потребовалось всего несколько минут, чтобы быстрым шагом спуститься по Мейн-стрит в Нижний город. Не доходя до «Бойни», Хорнбим понял, почему Риддик его вызвал.
В город шли ирландцы.
Хорнбим смотрел, как они идут через мост, ведя с собой детей. У каждого был всего один комплект одежды, но, как и кингсбриджские фабричные рабочие, они принарядились ярким шарфом, лентой в волосах, кушаком или щегольской шляпой. Хорнбим привез из Ирландии сто двадцать человек, и, похоже, все они сегодня вечером вышли развлечься.
Он задался вопросом, как отреагируют местные.
Посыльный привел его к «Бойне», самой большой из прибрежных таверн. Толпа выпивающих стояла снаружи, наслаждаясь солнцем. Заведение было оживленным, и многие ирландцы уже прибыли и пили из кружек. Их можно было отличить по несколько иной одежде — твиду со случайными цветными вкраплениями в ткани, а не с упорядоченными полосками и клеткой сукна как в западной Англии.
Посыльный провел Хорнбима внутрь, где он заметил Риддика с кружкой в руке.
— Я должен был это предвидеть, — сказал Хорнбим.
— Я тоже, — ответил Риддик. — Им только что заплатили, и они хотят повеселиться.
— Но, кажется, вражды между местными и приезжими нет.
— Пока что.
Хорнбим кивнул.
— Нам следует собрать отряд ополчения на всякий случай.
Риддик обратился к посыльному:
— Мои приветствия лейтенанту Дональдсону, и пусть он будет любезен немедленно собрать первую, вторую и седьмую роты, но держать их в штабе до дальнейших распоряжений.
Молодой человек точно повторил сообщение, и Риддик его отпустил.
Хорнбим был обеспокоен. Если начнутся беспорядки, вину свалят на ирландцев, и, возможно, на него даже окажут давление, чтобы он от них избавился. Это поставит его в зависимость от проклятого союза.
Ему нужно было осмотреться.
— Давай прогуляемся, — сказал он.
Риддик осушил свою кружку, и они вышли на улицу.
В нескольких шагах был еще один, поменьше, паб, на вывеске которого был изображен лебедь.
— «Белый лебедь», — сказал Риддик. — В шутку его называют «Грязной уткой».
Они заглянули внутрь. Приезжие сидели и стояли вместе с местными, и никто не создавал проблем.
Уличные торговцы продавали горячие и холодные закуски: печеные яблоки, орехи, горячие пироги и имбирные пряники. У причала баржа разгружала бочки с улитками-литторинами, крошечными съедобными морскими улитками, которых нужно было выковыривать из раковин булавкой, и какой-то мужчина уже варил их в ведре на угольном огне. Хорнбим отказался, но Риддик купил кулек улиток, сбрызнутых уксусом, и ел их на ходу, бросая пустые раковины на землю.
Они с Хорнбимом обошли весь район. Они заглядывали в таверны, игорные притоны и бордели. Пабы были очень простыми, с грубой самодельной мебелью. В основном там продавали эль и дешевый джин. Ирландцев за игорными столами не было, для этого у них было недостаточно денег, предположил Хорнбим. Белла Лавгуд, которая постарела, теперь была хозяйкой собственного заведения, и четверо или пятеро молодых ирландцев были там, терпеливо ожидая своей очереди к девушке. В доме Калливера ирландцев не было, без сомнения, потому что для фабричных рабочих это было слишком дорого.