К тому времени, как они вернулись к «Бойне», солнце начало клониться к реке, и выпивающие становились все шумнее. Посыльный ждал их, чтобы сообщить, что лейтенант Дональдсон собрал три роты.
— Держись рядом со мной, — сказал Риддик, — может будет еще одно сообщение.
Настроение в таверне было буйным, но признаков напряженности не было. Риддик взял еще одну кружку, а Хорнбим — бокал мадеры, и они вынесли свои напитки на улицу, где воздух был еще теплым, но свежее. Хорнбим начал чувствовать, что все будет в порядке.
Кое-кого из взрослых начинали раздражать дети. Они носились как угорелые, играя в догонялки. Время от времени кто-нибудь налетал на взрослого и тут же удирал, даже не извинившись.
— Не предложить ли людям держать своих детей в узде или, еще лучше, отвести их домой спать, — с беспокойством сказал Хорнбим.
Появился продавец имбирных пряников и стал продавать толстые ломти своего сладкого пирога выпивающим у «Бойни». Хорнбим увидел, как мальчик лет восьми выхватил кусок из рук молодой женщины и тут же сунул его в рот. Но он оказался недостаточно проворен, и спутник женщины схватил ребенка за руку.
— Воришка! — заорал мужчина.
Мальчик попытался вырваться, но не смог освободиться из его хватки и завизжал. Люди обернулись.
Хорнбим узнал в мужчине, державшем ребенка, Нэта Хэммонда, одного из молодых хулиганов, завсегдатаев «Бойни». Хэммонд уже два или три раза попадал к мировым судьям по обвинению в нападении.
Мгновение спустя к Хэммонду подошел ирландец и сказал:
— Оставь маленького Майки в покое.
Хорнбим услышал, как Риддик пробормотал:
— Ох, черт.
Хэммонд тряхнул мальчика и агрессивно спросил:
— Это твой?
— Ты отпустишь моего мальчика, — сказал ирландец, — или пожалеешь.
Риддик обратился к посыльному:
— Беги в штаб и скажи Дональдсону, чтобы живо вел сюда ополчение.
Маленький Майки, ободренный появлением отца, что есть силы пнул своего обидчика. Хэммонд вскрикнул от удивления и боли и, отпустив руку мальчика, хлестнул его по лицу. Ребенок упал на землю, из его курносого носика потекла кровь.
Отец бросился на Хэммонда и ударил его в живот. Когда Хэммонд согнулся пополам, ирландец сказал:
— А ну-ка, попробуй теперь ударить по носу меня, а не маленького мальчика.
Риддик взял Хорнбима за руку.
— Давай отойдем, — сказал он. Хорнбим проворно подчинился.
Пока они отступали, двое мужчин, один местный, другой ирландец, вклинились между дерущимися, желая их разнять, но тут же сами начали колотить друг друга. К ним присоединились и другие. Каждый начинал с попытки разнять дерущихся, и столь же быстро оказывался втянут в собственную потасовку. Некоторые женщины бросились на выручку своим мужчинам и тоже вступили в драку. Крики переросли в оглушительный гвалт, который выманил людей из «Бойни» и «Грязной утки». Продавец улиток пытался отогнать людей от своей бочки, но, поскольку для этого он пускал в ход кулаки, вскоре и сам оказался втянут в потасовку, а бочку опрокинули. Она покатилась, рассыпая по булыжникам улиток и разливая морскую воду.
К ужасу Хорнбима, в драке участвовало уже не меньше пятидесяти человек. Он посмотрел вдоль улицы, но не увидел и следа ополчения. Он отчаянно искал способ остановить это, но любое его действие или действие Риддика лишь вовлекло бы их в драку.
Это дискредитирует ирландских штрейкбрехеров и самого Хорнбима. Это была катастрофа, и, теперь он это видел, она расползалась по соседним улицам, выманивая людей из других таверн. Его могли даже заставить отправить ирландцев домой.
«Это порадует бастующих рабочих», — со злостью подумал он.
Наконец прибыл Дональдсон с ополчением. Некоторые несли мушкеты, но другие были безоружны. Дональдсон приказал вооруженным солдатам держаться поодаль от толпы с оружием наготове, а остальным арестовывать всех, кто дерется.
Хорнбим хотел бы, чтобы ополчение открыло огонь, но понимал, что это навредит ему еще больше.
Ополченцы начали вытаскивать людей из свалки и связывать их. Это возымело некоторый эффект, как увидел Хорнбим. Некоторые драчуны высвобождались из объятий противников и спешили убраться, пока их тоже не схватили.
— Мы должны свалить это на новый союз, — сказал Хорнбим Риддику. — Постарайся арестовать всех бастующих, каких увидишь.
— Я их в лицо не знаю.
— Тогда ищи зачинщиков — Джарджа Бокса, Джека Кэмпа, Сэл Бокс или того парня, Спейда.
Хорнбим знал, что найдет людей, которые поклянутся, будто забастовщики намеренно спровоцировали беспорядки.
— Хороший план, — сказал Риддик и отдал приказ капралу.
«Если повезет, — подумал он, — они и так подберут кого-нибудь из бастующих».
Вскоре он увидел, что битва подходит к концу. Больше людей убегало, чем дралось. Многие из тех, кто еще оставался на виду, лежали на земле, зализывая раны. Он догадался, что те ирландцы, кто избежал ареста, вернулись за мост.
Теперь Хорнбиму нужно было найти способ минимизировать ущерб.
— Скольких вы арестовали? — спросил он Риддика.
— Двадцать или тридцать. Их пока заперли в сарае при «Бойне».
— Отведите их в кингсбриджскую тюрьму. Соберите все имена и прочие сведения и приходите ко мне домой. Ирландцев мы отпустим. Я проведу малый суд рано утром, хоть это и воскресенье. Я вынесу суровые приговоры бастующим и их предводителям, а с остальными обойдусь мягко. Я хочу, чтобы люди в Кингсбридже поняли, что это дело рук союза, а не ирландцев.
— Хороший план.
Хорнбим откланялся и пошел домой ждать следующего этапа.
*
Маленький мальчик ворвался в «Колокол», подбежал к Спейду и выпалил:
— Мужики дерутся со штрейкбрехерами у «Бойни»! Ополченцы людей арестовывают!
— Так! — сказал Джардж, вскакивая. — Надо живо туда, черт побери.
— Сядь, Джардж, — твердо сказал Спейд.
— Что? Мы будем сидеть тут и хлебать эль, пока наши соседи дерутся со штрейкбрехерами? Я — нет!
— Подумай минутку, Джардж. Если мы туда пойдем, некоторых из нас арестуют.
— Ну, это не самое страшное в мире.
— А потом нас потащат к мировым судьям. И судьи скажут, что бунт — не вина ирландцев, потому что его начали бастующие.
— Они, вероятно, и так это скажут, не так ли?
— Они не смогут, потому что мы все здесь. Почти все ткачи Хорнбима провели с нами весь вечер, пили эль. И здесь сотня человек, которые могут это подтвердить, включая трактирщика, чей дядя — олдермен.
— Значит… значит… — Джарджу потребовалась минута, чтобы сообразить. — Значит, им придется винить штрейкбрехеров.
— Именно.
Джардж еще немного подумал.
— Ты знал, что так будет, Спейд?
— Я предполагал, что это вероятно.
— Поэтому ты не хотел, чтобы мы шли к фабрике в прошлый понедельник.
— Да.
— Поэтому ты собрал нас всех здесь сегодня вечером.
— Да.
— Вот же черт. — Джардж рассмеялся. — Я и раньше говорил, Спейд, что ты хитрый сукин сын.
*
В воскресенье утром после церкви мэр, Фрэнк Фишвик, организовал экстренное собрание в ратуше. Были приглашены все ведущие суконщики, и англикане, и методисты. Присутствовали и Хорнбим, и Спейд.
Спейд знал, что его пригласили не потому, что он был одним из самых богатых, а потому, что он был близок к рабочим. Он мог рассказать остальным, что говорят и делают их работники.
Мэру Фишвику было за пятьдесят, он был тучен, с седеющей бородой. От него исходила спокойная властность. Он считал своей задачей обеспечить кингсбриджским суконщикам возможность беспрепятственно вести дела. При этом ему были чужды глупые идеи о правах человека, но он не был так воинственен, как Хорнбим. Спейд не был уверен, чью сторону Фишвик займет сегодня.
Фишвик начал со слов:
— Уверен, в одном мы все можем согласиться. Мы не можем допустить уличных боев в Кингсбридже. Мы должны немедленно положить этому конец.
Хорнбим сразу же перешел в наступление.
— Мои ирландские рабочие мирно тратили свои честно заработанные деньги в субботу вечером, когда на них напали головорезы. Я знаю. Я там был.