Люди посмотрели на Спейда, ожидая, что он возразит Хорнбиму, но тот молчал.
Как он и надеялся, Хорнбиму ответил другой. Это был Эймос Барроуфилд, тихий малый, который порой удивлял всех твердостью своих взглядов.
— Мне, по большому счету, все равно, кто начал драку, — отрезал он. — Этот бунт случился потому, что в Кингсбридж привезли больше сотни чужаков, чтобы сорвать забастовку.
— Я действовал в полном своем праве! — сердито выпалил Хорнбим.
— Этого я отрицать не могу, но это ни к чему не приведет, не так ли? — ответил Эймос. — Что случится в следующую субботу, Хорнбим? Можете ли вы предложить, как нам избежать повторения?
— Еще как могу. Вчерашняя драка была намеренно спровоцирована союзом, который создали недовольные ткачи. Их нужно подавить.
— Интересно, — ответил Эймос. — Если это так, то, конечно, виновные должны предстать перед судом. Но, насколько я знаю, вы сегодня утром провели заседание по делам арестованных вчера, и…
— Да, но…
— Позвольте мне закончить, — повышенным голосом сказал Эймос. — Я настаиваю, чтобы меня выслушали.
— Дай ему высказаться, Хорнбим, — твердо произнес Фишвик. — Здесь мы все равны.
Спейд был доволен. Это вмешательство мэра было знаком того, что Хорнбим не получит всего, чего хочет.
— Благодарю вас, господин мэр, — сказал Эймос. — Хорнбим, ваши коллеги-судьи не были извещены о сегодняшнем заседании, поэтому не смогли присутствовать, но, насколько я понимаю, среди обвиняемых не было ни одного из ваших ткачей и ни одного из предполагаемых организаторов союза.
— Они были очень хитры! — воскликнул Хорнбим.
— Настолько хитры, возможно, что они ловко не участвовали в бунте и, следовательно, невиновны.
Хорнбим побагровел от гнева, но на мгновение лишился дара речи.
Спейд решил, что пора ему высказаться.
— Я могу это подтвердить, господин мэр, — сказал он. — Если позволите?
— Пожалуйста, мистер Шовеллер.
— Бастующие и несколько их сторонников встретились вчера вечером, чтобы обсудить стоящие перед ними проблемы. Я случайно оказался в «Колоколе» и могу подтвердить, что они все были в зале весь вечер. Их известили о бунте, и они договорились не предпринимать никаких действий. Они оставались в таверне до тех пор, пока беспорядки не утихли. Трактирщик, его персонал и около сотни посетителей могут это засвидетельствовать. Так что мы можем быть совершенно уверены, что бастующие и их сторонники не имели к этому никакого отношения.
— Они все равно могли это организовать, — сказал Хорнбим.
— Возможно, — ответил Эймос. — Но доказательств этому нет. А мы не можем действовать на основании одних лишь догадок.
— В таком случае, — сказал Фишвик, снова взяв на себя ведение дискуссии, — возможно, мы можем поговорить о том, что нам сделать, чтобы положить конец забастовке и предотвратить дальнейшие конфликты подобного рода в нашем городе. Очевидно, мы не можем просить нашего друга Хорнбима отказаться от использования его новых паровых машин, мы не должны сдерживать прогресс.
— Спасибо хоть на этом, — сказал Хорнбим.
— Но, возможно, найдется какая-нибудь менее значительная уступка, которая убедит рабочих прекратить забастовку, — продолжил Фишвик. — Мистер Шовеллер, вы, возможно, лучше меня знаете настроения рабочих. Как вы думаете, что могло бы убедить их вернуться к работе?
— Я не могу говорить за них, — сказал Спейд и почувствовал разочарование собравшихся. — Однако, возможно, я могу предложить путь вперед.
— Прошу вас, продолжайте, — сказал Фишвик.
— Можно было бы назначить небольшую группу суконщиков, скажем, три-четыре человека, для встречи с представителями рабочих. Возможно, мы могли бы объяснить им, какие требования невыполнимы, а по каким возможно договориться. Вооружившись этим пониманием, наша группа могла бы доложить мистеру Хорнбиму, а представители забастовщиков — рабочим, и мы, возможно, смогли бы достичь соглашения.
Все суконщики привыкли к переговорам в делах и понимали язык торга и компромисса. За столом послышался одобрительный шепот и кивки.
Воодушевленный, Спейд добавил:
— Очевидно, группа не будет иметь полномочий принимать решения от имени мистера Хорнбима или, тем более, от имени рабочих. И все же ей нужен некоторый авторитет, и с этой целью я предлагаю, чтобы вы, господин мэр, стали ее ведущим членом.
Это тоже было встречено с одобрением.
— Я к вашим услугам, конечно, — сказал Фишвик. — И вы, мистер Шовеллер, очевидно, были бы большой помощью для группы.
— Благодарю вас. Рад сделать все, что в моих силах.
— И миссис Бэгшоу, — сказал кто-то.
Спейд одобрил. Сисси Бэгшоу была единственной женщиной-суконщицей, управлявшей делом, которое она унаследовала после смерти мужа. Она была умна и обладала широтой взглядов.
— И мистер Барроуфилд, возможно? — спросил Фишвик.
Снова послышались голоса согласия.
— Очень хорошо, — сказал Фишвик. — И с вашего согласия, господа и леди, я бы хотел, чтобы мы начали работу сегодня же.
«И таким образом, — с удовлетворением подумал Спейд, — союз добивается официального признания.
Интересно, что Хорнбим предпримет теперь?»
*
— Другие мужчины так делают? — спросила Арабелла у Спейда.
— Не знаю, — ответил он.
Он расчесывал ее лобковые волосы.
— Ни один мужчина никогда не смотрел на меня там, — сказала она.
— О? Но вам же удалось зачать Элси…
— В темноте.
— Епископы обязаны делать это в темноте?
Она хихикнула.
— Вероятно, есть такое правило.
— Значит, я первый мужчина, который видит этот великолепный золотисто-рыжий цвет.
— Да. Ой! Не тяни.
— Прости. Я поцелую, чтобы прошло. Вот так. Но мне нужно распутать колтуны.
— Нет никакой нужды, тебе просто нравится это занятие.
— Может, сделать тебе пробор?
— Это было бы так вульгарно.
— Как скажешь. Вот, так гораздо аккуратнее. — Он сел на кровати рядом с ней. — Я сохраню этот гребень навсегда.
— Ты не считаешь, что у меня там некрасиво?
— Напротив.
— Хорошо. — Она замолчала, и он понял, что у нее что-то на уме. — Эм… я должна тебе сказать… — Она помедлила. — Я спала с ним позапрошлой ночью.
Спейд поднял брови.
— Он выпил много портвейна в тот вечер, а под конец еще и бренди. Мне пришлось помочь ему раздеться. Потом он практически рухнул в постель и начал храпеть. Я увидела в этом свой шанс.
— Ты легла к нему в постель.
— Да.
— И…
— И всю ночь он только и делал, что пускал ветры.
— Ох, это отвратительно.
— Он был поражен, когда проснулся и обнаружил меня в постели с ним. Прошли годы с тех пор, как мы в последний раз спали вместе.
Спейд был заинтригован, но и встревожен. Что она наделала? Он боялся, что какая-нибудь драма между Арабеллой и епископом все испортит.
— Что он сказал?
— Он сказал: «Что ты здесь делаешь?»
Спейд рассмеялся.
— Ну и вопрос от мужа к жене в постели! Как ты ответила?
— Я сказала: «Вы были очень настойчивы прошлой ночью». Я пыталась выглядеть, знаешь ли, застенчивой.
— Должно быть, это было то ещё зрелище. Не могу себе представить.
Арабелла очень хорошо изобразила жеманную девушку, сказав:
— О, мистер Шовеллер, вы заставляете меня краснеть.
Спейд хмыкнул.
— Затем он захотел узнать, что произошло, — продолжила она. — Он спросил: «Я действительно?..», и я ответила: «Да». Это была ложь. Затем, чтобы сделать это более правдоподобным, я сказала: «Недолго, но достаточно».
— Он тебе поверил?
— Думаю, да. Он выглядел шокированным, потом сказал, что у него болит голова. Я ответила, что не удивлена, после бренди поверх портвейна.
— Что ты сделала?
— Я пошла в свою комнату, позвала горничную и велела ей послать к епископу лакея с большим чайником чая.
— Так что теперь, когда ты скажешь ему, что беременна…
— Я напомню ему о той ночи.
— Но у вас был всего один раз.