Кит взял бумаги и развернул чертеж. Он отодвинул свою чашку и кружку Роджера и разложил чертеж на столике кофейни.
Пока он его изучал, Роджер сказал:
— Я не справлюсь один. Чертеж никогда не говорит всего, что нужно знать. Всегда много догадок и импровизации, а для этого нужно досконально знать процесс. Ты знаешь о ткацких станках все, что только можно. Мне нужна твоя помощь.
Мысль о том, что Роджеру нужна его помощь, взволновала Кита. Но он с сомнением покачал головой.
— На это уйдет месяц, а то и два.
— Ничего страшного. Спешить некуда. Мы, вероятно, единственные в Англии, кто вообще знает о станках Жаккарда. Мы все равно будем первыми.
— Но у меня есть работа. У меня нет свободного времени.
— Уходи с работы.
— Я на ней не так уж и долго!
— Я прикинул, что мы сможем продать один такой станок за сто фунтов. Деньги разделим пополам, так что ты получишь пятьдесят фунтов за месяц-другой работы, вместо… сколько ты сейчас зарабатываешь в месяц?
— Тридцать шиллингов в неделю.
— То есть чуть больше шести фунтов в месяц, а я предлагаю тебе пятьдесят. И как только один такой станок заработает, другие суконщики тут же захотят себе такой же. Я предлагаю нам с тобой стать деловыми партнерами, производить станки Жаккарда и делить прибыль поровну.
А после того, как первый станок будет сделан и все недочеты устранены, следующие пойдут быстрее, это Кит знал. Деньги можно было заработать немыслимые, но соблазняло его не это. А мысль о том, чтобы проводить все рабочее время с Роджером. Какое это было бы счастье.
Увидев его колебания и неверно их истолковав, Роджер сказал:
— Не решай прямо сейчас. Обдумай все. Поговори с матерью.
— Так и сделаю. — Кит встал. Он бы с удовольствием провел остаток дня здесь, с Роджером, но его ждали дома. — Меня ждут к ужину.
Роджер смутился.
— Прежде чем ты уйдешь…
— Да?
— У меня сейчас туго с деньгами. Ты не мог бы заплатить за выпивку?
Это была слабость Роджера. Он проигрывал деньги, а потом ему приходилось клянчить, пока не появятся новые. Кит был рад возможности ему помочь. Он попросил счет, расплатился и заплатил за вторую кружку для Роджера.
— Очень мило с твоей стороны, — сказал Роджер.
— Не стоит.
Кит ушел и поспешил домой.
Он все еще жил в том же доме с Сэл, Джарджем и Сью, но дом выглядел иначе. На окнах висели новые занавески, вместо деревянных стаканов были стеклянные, и угля было в достатке. Все это было куплено на жалованье Кита. Войдя, он почувствовал запах говядины, которую Сэл поворачивала на вертеле над огнем.
Они все становились старше. Один из непреложных фактов, что не должен быть сюрпризом, но все равно воспринимается с трудом. Сэл и Джарджу было уже за тридцать. Сэл была в хорошей форме и сильна, полностью оправившись от испытаний каторжной тюрьмы. У Джарджа был красный нос и слезящиеся глаза человека, который никогда не отказывался от кружки эля. Сью, ровесница Кита, девятнадцати лет, работала на прядильной машине на фабрике Эймоса. Она была довольно мила, и Кит думал, что она, вероятно, скоро выйдет замуж. Он надеялся, что она не уедет слишком далеко. Он будет по ней скучать.
Они все набросились на говядину, которая все еще была большой роскошью. Когда они, сытые, откинулись на спинки стульев, Кит рассказал им о предложении Роджера.
— Какое разочарование для Эймоса, — сказала Сью, — после того как он так рано тебя повысил.
— С другой стороны, он отчаянно хочет заполучить станок Жаккарда. Думаю, он будет доволен.
— Откуда ты знаешь, что их будет больше одного?
— Будет как с прялкой «Дженни», — уверенно сказал Кит. — Как только она появилась, всем пришлось ее завести. А когда ею начнут пользоваться все, появится новое изобретение.
— Это отнимет работу у ткачей, — мрачно сказал Джардж.
— Машины всегда так делают, — ответил Кит. — Но их не остановить.
Сью всегда была осторожна.
— Как думаешь, Роджер надежный человек?
— Нет, — сказал Кит. — Но я надежный. Я позабочусь о том, чтобы станок был построен, и чтобы он работал как надо.
— Это все так зыбко, — сказала она. — Думаю, тебе стоит остаться у Эймоса.
— Все зыбко, — парировал Кит. — Нет никакой гарантии, что Эймос останется на плаву. Фабрики иногда закрываются.
— Ты должен поступать так, как считаешь правильным, — сказала она, желая прекратить спор. — Просто мне жаль, что именно сейчас, когда мы впервые в жизни начали жить в достатке, снова всем рисковать.
Кит повернулся к Сэл.
— А ты что думаешь, мам?
— Я знала, что так будет, — сказала она. — Я видела это, даже когда ты был маленьким мальчиком. Я всегда говорила, что тебя ждут великие дела. Ты должен принять предложение Роджера, Кит. Это твоя судьба.
*
Спейд любил обедать в новом заведении. Стулья были удобные, можно было почитать газеты, и было чисто и тихо. Днем он предпочитал его шумному веселью «Колокола». Возможно, это было признаком того, что ему уже перевалило за сорок.
Обычно здесь собирались одни мужчины, но строгих правил на этот счет не было, а Сисси Бэгшоу была ведущим суконщиком и считалась почетным мужчиной. Она подсела к Спейду, когда тот пил кофе и читал «Морнинг Кроникл». Когда-то она хотела выйти за Спейда замуж, и он ей отказал, но она ему нравилась, и они вместе работали над разрешением забастовки 1799 года.
— Что вы думаете о новом французском Гражданском кодексе? — спросил он ее.
— А что это такое?
— Наполеон Бонапарт издал новый, улучшенный свод законов для всей Франции и отменил все старые феодальные повинности и бесплатные услуги землевладельцам.
— Но что гласит новый кодекс?
— Что все законы должны быть записаны и опубликованы. То есть никаких тайных правил. Простые обычаи не имеют юридической силы, сколь бы древними они ни были, если только они не включены в кодекс и не опубликованы, в отличие от нашего английского «общего права», которое может быть весьма туманным. Никаких особых исключений или привилегий ни для кого, кем бы он ни был. Закон считает всех мужчин равными.
— Только мужчин.
— Боюсь, что так. Бонапарт не в восторге от прав женщин.
— Я совсем не удивлена.
— Нам бы здесь такое же. Согласованный кодекс, который каждый может прочесть. Просто, но гениально. Бонапарт, пожалуй, лучшее, что когда-либо случалось с Францией.
— Говори потише! Здесь есть люди, которые за такие слова велели бы тебя выпороть.
— Прости.
— Знаешь, Спейд, тебе действительно стоит стать олдерменом. Люди уже об этом говорят. У тебя теперь большое предприятие, одно из самых важных в городе, и ты хорошо осведомлен. Ты был бы ценным приобретением для городского совета.
Эта мысль, казалось, витала в воздухе, но Спейд сделал вид, что удивлен.
— Вы очень добры.
— Я отошла от дел и не хочу долго оставаться олдерменом. Я бы хотела выдвинуть твою кандидатуру на свое место. Я знаю, что ты на стороне рабочих, но ты всегда разумен, и думаю, тебя примут как справедливого человека. Что скажешь на это предложение?
Теоретически олдерменов избирали, но на практике обычно выдвигался только один кандидат, так что в голосовании не было нужды. Таким образом, совет представлял собой самовоспроизводящуюся олигархию, что Спейд не одобрял. Но если он хотел что-то изменить в существующем порядке, ему нужно было стать своим.
— Я был бы очень рад служить обществу, — сказал он.
Она встала.
— Я поговорю с другими олдерменами, посмотрю, смогу ли заручиться поддержкой.
— Спасибо, — сказал он. — Удачи.
Он вернулся к своей газете, но обдумывал ее слова. Большинство олдерменов были консерваторами, но не все: были и либералы, и методисты. Он бы укрепил группу реформаторов. Это была захватывающая перспектива.
Его мысли снова были прерваны, на этот раз Роджером Риддиком, вернувшимся из своих путешествий.
— Надеюсь, я не мешаю вашему обеду, — сказал Роджер.