Тяжело вздохнув я направилась в сторону детской, застала там Ларису Анатольевну вместе с Матвеем и Тимуром. Няня заинтересованно подалась вперёд, глазами спрашивая у меня, все ли в порядке.
Я кивнула, облизала пересохшие губы, вспомнила, что в памяти абсолютно не всплывало, как выглядел блеск для губ, либо масло, либо хоть что-нибудь.
Уточнив, нужна ли моя помощь, поцеловав Тимура, я вышла из детской и направилась в сторону ванной.
Мне казалось, я сильная.
Мне казалось, что мне все по плечу и даже уход Руслана не сломал меня.
Даже истерики мамы, объяснения детям, что такое случилось с папой…
Мне кажется, это все меня не сломало, но Руслану достаточно было всего лишь одного слова. Руслан, как самый жестокий палач, просто нашёл слабое место во мне, тот яично хрупкий скелет, который можно одним щелчком надломить…
И ударил в него.
Ударил так, что я зашла в ванну, залезла под душ и, обнимая себя, давилась слезами.
Но никто не посмеет увидеть, как я плачу, никто никогда не узнает о том, что за его избалованную суку, за противозачаточное лицо, я ревела почти полночи, качала сына на руках, который не мог успокоиться, и всхлипывала, и Лариса Анатольевна заходила несколько раз ко мне в спальню. Хотела забрать Матвея, но я только мотала головой, понимая, что ей утром ещё с детьми возиться, а значит, я должна была дать ей хотя бы ночь выспаться.
И когда под утро Матвей зашёлся поверхностным неглубоким сном, я стояла и смотрела на начавшее подниматься солнце. В глазах было столько песка, что казалось, как будто бы все пляжи черноморского побережья собрались у меня на слизистой.
А потом я долго стояла в ванной перед зеркалом, рассматривала себя и почему-то сравнивала.
Это глупо, но на самом деле. В измене женщина становится настолько уязвимой, что ей уже плевать на то как произошла измена, с кем, кто эта женщина? Но не плевать на то, что она не получила так ответа на вопрос, что в ней лучше, что в ней такого, что ты пошёл и изменил?
И поэтому я стояла и пристально рассматривала себя в зеркале, искала изъяны на своём теле. Растяжки на животе. Или вот когда я кормила Тимура, у меня молока было много, и поэтому нити-паутинки белёсые, почти незаметные были под грудью. И кожа у меня на лице казалась какой-то пергаментно сухой, неправильной, лишённой жизни. И я так здраво оценивала себя и понимала, что, ну, вероятно, Руслан пошёл искать что-то получше, без растяжек, без целлюлита на ягодицах, без тусклых волос и блеска в глазах.
Уснула я только после того, как проводила Аню и Тимура в школу. Я понимала, что скоро у Ани закончится репетитор и у Тимура лагерь, и, значит, надо будет придумывать, чем детей дальше занять.
Никаких надежд на то, что Руслан сподобится и поучаствует в жизни детей у меня не было. И, загрузившись тяжёлыми мыслями, я только после того, как проводила старших заснула чуть ли не мертвецким сном. А очнулась от запаха оладьев, дети уже были дома, и Лариса Анатольевна пекла им пышные воздушные блинчики.
Я встала, прошла в кухню. Хотелось хоть что-то сказать детям, но мне показалось, что все разговоры сейчас могут быть излишними.
Я просто улыбнулась и понаблюдала за тем, как Тимур уплетает с вишнёвым вареньем оладушку.
— У вас все хорошо? — Лариса Анатольевна вгляделась в мои глаза, и я вздохнула.
— Да, спасибо.
Но она мне не поверила, и поэтому, когда я ушла в спальню и стала собираться для того, чтобы съездить в юридическую фирму и подать заявление на раздел имущества, Лариса Анатольевна застала меня сидящей с мобильником на кровати.
— Полин…
— Да да, — быстро отозвалась я. И убрала телефон.
— Полин. Ну, если вам так тяжело…
— Мне не тяжело, мне нормально, просто так иногда бывает, что мы не все можем спрогнозировать…
— Полин. Мне кажется, няня нужна и вам для того, чтобы просто хоть иногда выдыхать, так выдохните. Сейчас я рядом, я с детьми. Я уверяю вас, что ничего фатального не произойдёт, если вы будете чуть больше спать и, возможно, хоть один день подарите себе.
— Я не понимаю вас, — произнесла я, глядя усталыми глазами на няню.
— Езжайте, сходите по магазинам, загляните в спа. Оживите на секундочку, вспомните, что вы не только мать, но вы ещё и женщина, вам надо, это вам нужно, вы должны понимать, что , кроме вас, никто о детях не позаботится, а вы, усталая и разбитая будете маловероятно на это способны.
— Нет, все хорошо. — Усмехнулась я, пряча горькую усмешку.
Спа…
Какое спа с тремя детьми?
Я про спа только в фильмах видела.
— Полин, не врите, собирайтесь и езжайте, мы с детьми прекрасно проведём время.
— Нет, нет, вы что, все хорошо…
— Нет, не хорошо, Полин. Иногда надо затормозить и вспомнить о том, что есть вещи поважнее материнства. Материнство рождается из наполненной энергией женщины. Вы высушены, выпиты до дна, хватит. У вас есть сейчас эта возможность. Пользуйтесь ей.
Я прикусила губы и несмела подняла глаза на няню…
Ну я же не могла, я же хорошая мать, а хорошая мать не бросает детей на няньку, а сама не сваливает отдыхать где-то.
Но няня покачала головой и тихо заметила:
— Довольно. Вы три месяца тащили на себе все. Пора хоть немножко подумать о себе. Ни одному ребёнку не понравится, если его мать выйдет из окна.
Глава 28
Утром следующего дня Лариса Анатольевна вытолкала меня из квартиры, собрав спортивную сумку. Она заверяла, что мне обязательно надо развеяться. А я понимала, что мой потолок — развеется пеплом над морем, и все.
Но тем не менее я собрала себя в кучу и поехала в фитнес зал. У меня была там карта, но после рождения Матвея мне было не до тренировок и не до занятий, а ещё в эту карту были включены спа-процедуры и так далее.
И выход в свет, ну для меня это был свет, оказался неприятным.
Я осматривалась по сторонам и не могла даже встать на беговую дорожку, а когда все-таки я пересилила себя, то поняла, насколько у меня отсутствует какое-либо желание двигаться. Поэтому, проходив на беговой дорожке с полчаса, я вышла и прямой наводкой скрылась за дверью сауны. Постаралась распариться, постаралась прийти в себя. Вздохнув, я все-таки рискнула заказать себе мыльный массаж в хамаме, и только когда меня коснулись руки массажистки, я поняла, что у меня все тело задеревенело. Насколько оно сковано, как будто бы каждый мускул кричал и стонал о том, что ему плохо.
— Что же вы себя так запустили? — Тихо спросила массажистка, стоя у меня где-то в изголовье. Я не хотела ничего отвечать. — Ну ничего, ничего, сейчас мы все поправим. У вас тут такие сильные зажимы в шейном отделе просто кошмар. Вы неправильно тренируетесь?
Да нет, у меня просто ребёнок с рук не слазил.
Но я, конечно, этого не сказала. А только пожала плечами. А когда я, распаренная, сидела в раздевалке, то заслушалась разговором двух девушек, которые нахваливали местного мастера маникюра. Я подумала, что раз меня все равно домой не пустят, до тех пор, пока я не стану похожей на человека своего возраста, рискнула и зашла в салон. Девочки быстро расспросили меня о моих желаниях, я хотела просто обычный маникюр, без всякого покрытия, но уже через полчаса я сидела и выбирала цвет. Вокруг меня бегали то и дело мастера, а за соседним от меня столиком сидела миловидная шатенка и покачивала ножкой.
— А я ему ещё говорю ну, если ты хочешь, чтобы у тебя была жена цветущая, давай отстёгивай бабло. — Произнесла шатенка, и я скосила на неё глаза. — А то вот он что придумал, дескать, я должна сама где-то как-то выкручиваться, а он потом такой приходит на все готовое: жена красивая, умная, уборка в доме, все по высшему разряду. Ага, щас!
Девушка говорила все очень эмоционально и быстро, из-за этого проглатывала окончания, и её слова звучали достаточно комично. Заметив, что я пристально наблюдаю за ней, она тут же перевела на меня взгляд и вскинула бровь.