______________
Хочу поблагодарить Елену Кавенькину!
Спасибо за награду!
ГЛАВА 44 ПОДАРОК ГРАФА ДЮКА
Меня не выпускали из покоев уже несколько часов. Казалось бы, роскошная комната, полная удобств, любимых книг, вышивки и мирных занятий, должна была подарить мне хоть немного покоя. Но ничего не помогало. Ни шелест страниц, ни игла в руках — всё казалось бессмысленным, почти наказанием.
Простое бездействие, в сочетании с чувством тревоги, сжимало грудь, как тугой корсет. Я не могла думать ни о чём другом, кроме происходящего за дверью, которую охраняли двое молчаливых стражников.
Как он снова мог так поступить со мной?
Время тянулось мучительно медленно. Казалось, за окнами не светает и не темнеет, и мир за пределами покоев просто застыл. Только к обеду следующего дня дверь, наконец, приоткрылась, и внутрь скользнула Эва.
— Миледи… — тихо проговорила она, ставя поднос на столик. На нём была запечённая рыба с пряными травами и тушёные овощи — мое любимое блюдо. — Его светлость велел приготовить вам то, что вы любите. Сказал, чтобы вы поели и отдохнули.
Сказать по правде, я уже не могла реагировать на заботу герцога со смущением или благодарностью. Лишенная свободы я просто боялась одичать в четырех стенах.
Я посмотрела на Эву с немым вопросом. Мне нужно было знать, что происходит за этой дверью. Та, вздохнув, присела на краешек кресла и быстро заговорила:
— Всех гостей утром отправили в столицу. Ариане теперь разрешено навещать матушку и брата. Но милорд… он явно зол. Целый день они с людьми объезжали деревни герцогства, допросы, осмотры. Говорят, Его светлость почти не отдыхал с ночи. Замок словно улей — стража, приказы, перешёптывания слуг.
Я взглядом просила Эву продолжать.
— Комнату Кервина обыскали, миледи, — продолжила Эва шепотом. — Говорят, нашли жуткие вещи… Никто не знает точно что именно, но лица слуг, выходивших оттуда, были бледнее полотна. Сначала герцог звал туда Рея, а потом и вовсе запер дверь. Сам. На ключ.
Она замолчала, но тут же добавила ещё одно известие, понижая голос почти до шепота:
— А ещё… говорят, у герцога есть особый лекарь. Никто никогда его не видел в этом замке. Герцог не привозил его даже в прошлые свои визиты, но теперь… теперь приказал немедленно вызвать. И все шепчутся, всем интересно, кто же он такой, если его появление — знак чрезвычайно плохого предзнаменования.
Слабый аромат рыбы и трав витал в воздухе, но я не чувствовала голода.
***
Ближе к ночи, когда замок затих, а свечи в коридорах начали гаснуть одна за другой, я услышала глухие шаги — тяжёлые, размеренные. Затем — звонкий стук металла о каменный пол, будто кто-то небрежно бросил часть доспехов. Я тихо встала и подошла к двери, разделявшей мои покои с личными апартаментами герцога. Приложив ухо к прохладному дереву, я уловила движение. Он был там. Судя по едва уловимым звукам, муж снимал боевые доспехи — пластина за пластиной, с медленной усталостью человека, пережившего долгий день.
Я всё ещё злилась. Злилась на его тон, на жестокие слова, на безапелляционные решения. Но больше всего — на то, что он запер меня, словно пленницу, в самый тревожный и опасный момент. И всё же сильнее раздражения двигали мной тревога и беспокойство…
Я медленно дотянулась до дверной ручки. Она неожиданно поддалась без сопротивления. Щелчок. Дверь открылась, и герцог резко обернулся, услышав звук.
— Я думал, что в ближайшее время, если эта дверь и откроется, то только с моей стороны, — сказал он, не пряча удивления.
— Я пришла по делу, — ответила я спокойно, стараясь не показать, как учащённо бьётся сердце. — Неведение терзает меня. Мне нужно знать, что происходит… Я не ребенок, и уж точно не хрупкая кукла. Я имею право знать.
Он смотрел на меня молча, а я выдержала паузу, подняла верх подбородок, не отвела взгляд и добавила чуть громче, с вызовом:
— И, если вы забыли… я вполне могу постоять за себя.
Герцог смотрел на меня долго, пристально, будто впервые по-настоящему вглядывался. В его взгляде клубились веселье и усталость, боль, гнев… и что-то, чего я не могла сразу определить. Он молча снял перчатки, затем — тяжелый наплечник. С каждым сброшенным слоем доспеха его силуэт терял грозную монументальность — он становился ближе, человечнее.
Он сделал шаг вперёд, потом ещё один. Его движения были мягкими, почти неслышимыми на ковре, и когда между нами остался всего один шаг, он замер. Я невольно вздрогнула — слишком остро ощущала его близость. Губы герцога изогнулись в лёгкой усмешке.
— Если не боишься меня… — сказал он, тихо и чуть насмешливо, — тогда помоги с доспехами.
Я медленно подняла руки, коснулась застёжки на наплечнике, и начала расстёгивать пластину за пластиной. Мои пальцы дрожали. От волнения, то ли от остаточной злости — и он, конечно, это чувствовал. Но не останавливал, и не помогал.
— На теле Кервина Орден обнаружил руны. Не одну, как это обычно бывает, а десятки. Некоторые из них уже были использованы… — его голос стал ниже, напряжённее. — Остальные всё ещё хранили тьму. Орден впервые столкнулся с подобным.
Он замолчал, а я почувствовала, как его рука поднялась — почти коснулась моего лица… но замерла в воздухе. Он ждал разрешения, а может и моего одобрения. Я не отстранилась, но и не двинулась навстречу. А когда напряжение между нами стало невыносимым просто кивнула в немом согласии.
Герцог положил свои ладони мне на щеки, удерживая голову в одном положении. Он смотрел мне в глаза, и даже если бы я захотела, я бы не смогла отвести взгляд от его темных глаз. Казалось, он не просто рассказывает мне о своем дне, об управляющем, он следит за каждой моей реакцией.
— Мы обыскали его покои. Нашли книги, свитки, схемы замка, переписки… И портреты. — Он смотрел на меня внимательно. — Портреты Эвы, Хоффмана, один рисунок Рея … но больше всего там было твоих портретов.
Я застыла.
— Он рисовал тебя снова и снова. С разных ракурсов, в разных платьях. С закрытыми глазами, смеющуюся, спящую. Я не знаю, зачем. И, боюсь, уже не узнаю.
Моё сердце заколотилось с яростной силой. Даже зная, что в замке был предатель, я не ожидала…что его целью стану я и так быстро. Много моих портретов в руках темных магов пугало. А я была уверенна, что действовал он не один, у него были сообщники.
Я сделала шаг назад, пытаясь найти в его глазах хоть какую-то уверенность, что ничего страшного не произошло.
— Но если вы не знаете, зачем он рисовал нас всех… — прошептала я. — Почему вы так уверены, что он ничего не скажет? Орден … Они умеют узнавать правду…
Мне всегда было тяжело от этого знания. О том, как люди из Ордена добывают информацию. Герцог опустил глаза, и на секунду его лицо стало непроницаемым. Затем, почти шепотом, он произнёс:
— Он исчез посреди ночи. Из своей камеры. Мы обыскали весь замок, подвалы, хранилища, внутренние дворы — ничего. Ни следа — ни его, ни возможных сообщников. И в эту же ночь из замка внезапно отлучились несколько стражников. Теперь мы ищем и их.
Я резко выдохнула. Голова кружилась от всех новостей, от всего, что произошло за последние дни. И тут меня осенило…
— Я совсем забыла… — проговорила я неуверенно, чувствуя, как с каждой секундой внутри всё сильнее сжимается холодный ком. — Со всеми этими ссорами, допросами, обвинениями… Я не сказала вам важного.
Слова застревали в горле. Будто на шею мне повесили камень — тяжёлый, неподъемный. Мне было трудно дышать. Герцог взглянул на меня резко, пристально. Его лицо оставалось непроницаемым, но голос звучал спокойно:
— Говорите, миледи. Сейчас важна любая деталь.
Он мягко, но настойчиво усадил меня на край кровати. В его движении была забота — и в то же время сдержанное напряжение. Мне стало ещё тревожнее.
— Это касается графа Дюка… Нет, подождите! — я увидела, как его тело напряглось, словно он собирался броситься к двери, и на лице на миг вспыхнул тот гнев, которого я опасалась. — Пожалуйста, не торопитесь с выводами. Он ни в чём не виноват. Речь… о вашей матери.