– У тебя были друзья, – сказала я, вспомнив о фотографиях, которые видела на чердаке. – И у тебя совершенно точно была… связь… с кем-то.
– Секс, – поправила мама. – Ты ведь это хотела сказать?
Я открыла было рот, но не успела произнести ни слова, как за нашими спинами раздался голос:
– Элли?
На секунду мама словно помолодела лет на десять. Ее глаза расширились. Губы слегка приоткрылись. Она развернулась к говорившему.
– Лукас.
Для того, кто утверждал, что ей здесь не место, мама была очень счастлива видеть Лукаса Эймса.
– Чтоб мне провалиться! – протяжно и радостно сказал он. – Святочный Дух Прошлых Лет!
– Ты вырос, – заметила мама.
Он ухмыльнулся.
– А ты нет.
– Сойер. – Мама наконец вспомнила про меня. – Это…
– Мы с Сойер давние знакомые, – заявил Лукас. – Я сделал все, что мог, чтобы скрасить тоскливый вечер «Жемчужин мудрости», но вынужден с прискорбием сообщить, что обе наши семьи не оценили этого жеста по достоинству.
– Могу представить! – фыркнула мама.
– Мой отец купил жемчужное ожерелье твоей матери. – Лукас подождал и огорошил ее следующей новостью: – А потом его украли.
– Кто-то украл жемчуг Лилиан?! – Брови мамы взлетели вверх.
– Мы можем не говорить про жемчуг? – спросила я.
Мама с Лукасом посмотрели на меня так, будто только сейчас вспомнили, что я здесь. Интересно, заметили ли они, что почти весь зал с интересом наблюдает за этим маленьким воссоединением?
Многие ли помнили, что когда-то они были друзьями? Многие ли подозревали, что моим отцом был Лукас?
Прежде чем я смогла получить ответ на этот вопрос, к нам подошел Дэвис Эймс в сопровождении матери Буна и матери Кэмпбелл.
– Здравствуй, Элинор, – вежливо произнес Дэвис.
Лукас опередил мать и ответил:
– Я как раз пересказывал Элли местные сплетни. Кто на ком женился, кто что унаследовал, какие крупные кражи произошли за последние несколько месяцев…
– Лукас. – Жена сенатора выразительно посмотрела на него. – Пожалуйста.
– Ты отлично выглядишь, Элли, – сказала мать Буна. – И конечно, у тебя очаровательная дочь!
Мама могла бы не моргнув глазом дать по меньшей мере дюжину безопасных ответов. Спасибо. Конечно, она такая. Я так горжусь ею. Но вместо этого мама сказала…
– Она вся в своего отца.
Глава 43
Возможно, мама чувствовала себя в загородных клубах и на Балах Дебютанток как рыба в воде, но еще она уже много лет работала в баре. То, что она сказала о моем отце, определенно было дерзким и вызывающим.
Шарлотта Эймс предложила мне найти друзей. Я не обратила на нее никакого внимания. Если мать собиралась что-то сказать – что угодно – о моем отце, я, черт возьми, хотела это услышать.
С легкой улыбкой мама взяла бокал шампанского с ближайшего подноса и поднесла его к губам.
– По-моему, Уокер и Кэмпбелл отправились на поиски эгг-нога[25], – сказал Лукас, подтолкнув меня в сторону выхода. – Но я этого не говорил.
– Иди, – с легкостью поддержала его мама. – Веселись.
Зачем она все-таки приехала? Передумала бойкотировать меня? Соскучилась, потому что скоро Рождество?
Или она явилась ради чего-то – или кого-то – другого?
– Ступай, детка.
Мне хотелось остаться. Хотелось заставить ее сказать правду. Но я знала ее. С удовольствием ткнув им в лицо свое постыдное прошлое, она больше не скажет ни слова, пока я здесь.
Поэтому я послушно пошла прочь. Но не успела пройти и половины зала, как меня окликнули.
– Спрячь меня. – Из-за огромной шторы появилась Сэди-Грэйс и схватила меня за запястье.
– Спрятать тебя от чего?
Сэди-Грэйс понизила голос до шепота, и мне едва удалось разобрать ее слова в гуле разговоров:
– От Грир.
Я уже собиралась спросить, зачем ей прятаться от мачехи, как краем глаза заметила вошедшую Грир, которая зорким взглядом окинула зал.
Сэди-Грэйс попятилась к шторам.
– Я на грани арабеска[26], – беспокойно зашептала она.
Я шагнула в сторону, чтобы загородить ее. Но, к сожалению, Сэди-Грэйс была на несколько сантиметров выше меня. Грир ее заметила. Она направилась в нашу сторону с широкой улыбкой на лице и убийственной решимостью в глазах, но помощь пришла откуда не ждали. Мама подошла к ней и коснулась ее локтя. Грир развернулась, явно намереваясь «с восторгом» поприветствовать того, кто посмел ее остановить.
Но, увидев маму, она разом побледнела. Я увидела это даже через весь зал.
– Грир сделала ремонт в нашем доме, – сказала Сэди-Грэйс, радуясь неожиданному спасению. – А теперь собирается поменять рамки на всех фотографиях моей мамы.
Я вспомнила, что Лилиан рассказывала мне о матери Сэди-Грэйс.
– Дай-ка угадаю, – сказала я, наблюдая за мамой и Грир. – Твоя дорогая мачеха никак не может найти подходящие.
– Грир говорит, что хочет, чтобы они были идеальными, – тихо ответила Сэди-Грэйс. Ее рука сама по себе начала выписывать грациозные движения. Я остановила ее, и она протяжно и судорожно вздохнула. – Папа не разрешает ей трогать только одну.
В другом конце зала Грир, казалось, пыталась сбежать от разговора с мамой, но та наклонилась вперед и что-то прошептала ей прямо в ухо.
Грир в ответ рассмеялась. Конечно, я не могла слышать с такого расстояния, но была на сто процентов уверена, что смех был фальшивым.
– Что это за фотография, которую твой отец не разрешает ей трогать? – спросила я Сэди-Грэйс, с трудом отведя взгляд от обмена любезностями между мамой и ее дорогой старой подругой.
– Мы там втроем. – Сэди-Грэйс закусила нижнюю губу. – Мама, папа и я перед рождественской елкой.
Я сразу поняла, что речь шла о елке на точно такой же вечеринке несколько лет назад, и Грир, вероятно, была полна решимости сделать собственную семейную рождественскую фотографию.
«Одно дело стараться, но другое – перегибать палку», – вспомнились слова тети Оливии о Грир.
В другом конце зала отец Сэди-Грэйс присоединился к разговору, который его жена вела с мамой. Глаза мамы встретились с его глазами. Рука Грир скользнула по груди мужа и по-хозяйски устроилась там.
Мне хотелось остаться и наблюдать дальше.
Но я повернулась к Сэди-Грэйс, которую била дрожь:
– Есть какие-нибудь идеи, где можно спрятаться?
В итоге мы оказались в комнате, где дети украшали несколько дюжин заранее приготовленных пряничных домиков. По всей длине зала были расставлены столы, покрытые скатертями. Они буквально ломились от всевозможных сладостей, которые только можно представить.
Здесь царил настоящий хаос.
– Имбирного печенья? – К нам подошел официант с блюдом, от которого пахло орехами и корицей.
– Да, пожалуйста. – Сэди-Грэйс надкусила одно, а потом тем же тоном, что и Джон Дэвид, произнесла те же самые слова: – Это пища богов!
Четыре печеньки спустя я почти забыла реакцию Грир на маму. Она с таким же успехом могла приклеить на лоб мужа стикер с надписью большими буквами: «СОБСТВЕННОСТЬ ГРИР». Я мысленно перенеслась на чердак, ко всем фотографиям, на которых Грир и мама были запечатлены вместе.
Каковы были шансы, что Грир знала, кто мой отец?
– Ты как, в порядке? – спросила Сэди-Грэйс.
Мы заняли места с самого края одного из длинных столов. Свободных пряничных домиков почти не осталось, поэтому мы поделили один на двоих. Ее половина была похожа на Конфетную страну, моя же напоминала поделку четырехлетнего ребенка.
Наверное, потому что я съела почти весь стройматериал.
– Все нормально, – ответила я, запихнув в рот лимонную конфету. – Просто я давно не видела маму.
Но это была лишь часть правды. Мамино возвращение лишь укрепило меня в мысли, что если бы она захотела приехать раньше, то сделала бы это. Она всегда говорила, что терпеть не может это место, но, по-моему, мать не выглядела несчастной, встретившись с Лукасом Эймсом и Чарльзом Уотерсом.