Молодожёны приезжают сюда как в чек-поинт судьбы:
делают фотосессию между полками
дают короткое интервью Вике-авторке (то есть мне)
трогают витрину «Решения и перемены», как талисман на удачу
Некоторые даже закрывают глаза, будто витрина должна дать знак, стоит ли им жениться вообще.
Они рассказывают свои истории, иногда как анекдоты, иногда как исповеди:
— Мы расписались за сорок минут до родов…
— Мы помирились в очереди в МФЦ и решили, что раз уж мы там, почему бы и нет…
— Я сделал предложение по видеосвязи, потому что застрял в аэропорту Антальи…
Я записываю, ловлю фразы как рыбу: одна блестит, другая дергается, третья пытается уплыть. Кирилл снимает, будто делает документалку про вымирающий вид «честные чувства». Вера ходит по залу, как хозяйка не просто магазина, а целой новой религии.
— Это культовое место, — важно говорит она очередной паре, поправляя им позу так, будто это влияет на будущий брак. — Здесь концентрированная карма браков. Тут или сразу видно, или потом догонит.
Первые тестовые экземпляры книги уже ушли по знакомым: Вера раздаёт их, как в дефицитные времена колбасу. Только с припиской:
— И чтобы потом спасибо сказали честно, а не формально. Я отличаю.
И книга начинает жить своей отдельной жизнью, как ребенок, который внезапно научился ходить и уже не спрашивает разрешения.
Люди пишут мне в директ, как будто я диспетчер свадебной судьбы:
«У нас на свадьбе жених сбежал с барменом, можно вам историю?»
«Мы расписались, потому что отменили ипотеку. Это считается счастливым финалом?»
«А можно прочитать вашу книгу до развода, чтобы знать, к чему готовиться?»
Я читаю. Отвечаю. Иногда смеюсь вслух. Иногда закрываю глаза. Иногда молчу дольше, чем положено, потому что некоторые истории тяжелее, чем кажутся. И потому что впервые в жизни я вижу: книга — это не просто текст. Это зеркало. И люди в него смотрятся.
* * *
В один из дней в «Софию» заходят двое. Не молодожёны, не «предсвадебные», не инфлюенсеры, которые ищут правильный ракурс. Скорее люди, которые уже давно всё поняли про жизнь, любовь и зачем держать друг друга за руку в автобусе.
Ему под семьдесят. Ей тоже. Оба аккуратные, собранные, в движениях, то спокойное достоинство, которое появляется, когда уже ничего никому не доказываешь, а просто живёшь, как умеешь.
— Мы по записи, — говорит женщина. — Нас Вера сама звала.
И тут Вера вылетает так, как не вылетала ни к одному инфлюенсеру, ни к одной стеснительной невесте, ни даже к журналистам.
— Мои любимые! — она распахивает руки. — Это они! Те самые!
Мы садимся за стол, и время слегка делает паузу.
— Мы вместе… — мужчина бросает на женщину тёплый взгляд. — Пятьдесят лет.
— Скоро пятьдесят один, — уточняет она без пафоса, как будто поправляет рецепт пирога. — Пожениться всё руки не доходили. Работали. Ремонт делали. Двое детей, потом родители… Потом снова ремонт…
— Мы даже кольца не носим, — признаётся он, показывая ладони. — Но все всё понимали. Оно как бы и так было.
Женщина кивает:
— А потом прочитали в газете про вашу книгу. Про свадьбы. И подумали: ну сколько можно тянуть резину? Надо уже как люди.
— Внуки смеются, — добавляет он. — Говорят: «Вы что, сожительствуете?» Нам стыдно стало. Решили реабилитировать репутацию.
Вера сияет так, будто только что доказала существование кармы лично.
— Вы хотите… свадьбу? — спрашиваю я, почти шёпотом.
— Хотим ЗАГС, — спокойно отвечает женщина. — Без платья. Без цирка. По-честному. Но вы… — она кладёт руку на мой блокнот, — запишите нас. В вашу книгу.
«Свадьба через пятьдесят один год». Чтобы дети знали: поздно — это миф. Если вместе, то вовремя.
Я записываю. Пальцы дрожат так, будто это не интервью, а что-то вроде благословения. Вера наклоняется ко мне и шепчет в ухо, не скрывая восторга:
— Ты понимаешь? Это всё мы устроили. Мы! Магазин и книга. Мы дали людям идею — и они дошли до ЗАГСа!
И впервые за долгое время я с ней полностью согласна. Иногда книга — это не про прошлое. Иногда книга — это про то, что ещё только решится случиться.
* * *
Проект начинает пахнуть деньгами так очевидно, что это чувствуют даже стеллажи, они будто начинают стоять ровнее, как люди на собеседовании. Игорь почти переселился в «Софию»: ходит с ноутбуком, отвечает на звонки, переговаривается с какими-то «потенциальными партнёрами», иногда даже забывает пить воду.
Марина ночами шлифует презентации для инвесторов:
— Уникальный проект. Петербург, свадьбы, честные истории. Живой бренд-контент, который сам себя несёт…
Говорит так уверенно, будто вот-вот продаст концепцию Минкульту, а потом ещё и соседнему дому.
И вот в один из таких «деловых» дней дверь звякает, и входит Кирилл. И сразу понятно: что-то не так.
Не растрёпанный. Не в свитере «я художник, я так вижу». Не с камерой, болтающейся на ремне. А собранный: выглаженная рубашка, аккуратный рюкзак, на лице выражение человека, который наконец нашёл момент «надо поговорить» и теперь сам этого боится.
— Нам надо поговорить, — говорит он.
И я внутренне добавляю ещё один пункт в свою коллекцию тревожных предчувствий.
Мы садимся за маленький столик между «Психологией» и «Юмор». Ирония судьбы: где ещё обсуждать решения, которые могут изменить жизнь.
— Ко мне пришли ребята с платформы, — начинает он. — Делают документалки, сериалы, большие проекты про людей. Про настоящих. Они видели наши материалы. Им понравилось всё: свадьбы, стиль, наша подача. И… как мы работаем вместе.
— Звучит хорошо, — осторожно отвечаю я, потому что знаю: хорошие новости он приносит не в глаженной рубашке.
— Им нужен фотограф. И автор. — Он смотрит прямо, не отводя взгляда. — Но проект — в Китае. На год.
Китай падает, между нами, с таким звуком, будто кто-то уронил чемодан без колёс.
И без ручки.
— Год? — уточняю я, хотя слово уже никуда не денется.
— Минимум. Съёмки, монтаж, подготовка… Это огромный проект. Сильная команда. Хорошие деньги. И… да. Я сказал «да».
Он говорит спокойно, но я слышу под слоями уверенности его собственное биение: страх ошибиться и восторг, который он даже прятать не пытается.
— И они хотят… меня? — спрашиваю я.
— Они хотят нас, — поправляет он, слегка улыбается. — У них линейка проектов: про новые семьи, переезды, смешанные браки, дистанционную любовь… Всё то, что мы уже делаем, только в масштабе. Им нужен твой голос. Я сказал,