Дмитрий Андреевич поднимается и, выглянув в разбитое окно, окликает своих:
– Парни! Заходите, тут теплее.
– А почему… – смутившись, сбиваюсь, – как так вышло, что вы все приехали?
– У нас тренировка была, в турнир по стритболу заявились.
– Вы могли не приезжать.
Халк отряхивает куртку от снега на пороге и сообщает со смешком:
– Видимо, соскучились по пацанским разборкам. Ты кофе делать умеешь?
– Конечно. Я же бариста.
– Ну, тогда всем кофе, бариста, – хмыкает он и усаживается за столик.
– А пожрать есть что-нибудь?
– Малой, ты бы с таким аппетитом хоть разжирел для приличия!
Пока они шутят и обмениваются колкостями, я ухожу в подсобку. Звоню дяде, рассказываю, что у нас проблемы, и прошу приехать. Они сегодня с Дашей должны были идти в кино. Мне жаль, что вместо этого ему придется разбираться с полицией, но, видимо, этот день нам всем просто нужно пережить.
Надеваю фартук и сосредотачиваюсь на том, чтобы с помощью кофеина обмануть аденозиновые рецепторы семерых здоровых мужиков. И найти что-то поесть для самого голодного из них.
… – …– .– .-.. . – -..– ..–..
Дальше все происходит быстро, но все события я как будто наблюдаю со стороны. Вся эта разношерстная компания заполняет собой пространство и подавляет своей энергетикой. Несмотря на то, что они бесконечно друг друга подкалывают, я чувствую, что у мужчин очень теплые и доверительные отношения, и от каждого из них просто фонит каким-то фундаментальным спокойствием и уверенностью. Поэтому позволяю себе расслабиться и побыть ребенком, которым, оказывается, я все еще являюсь.
Сначала приезжает Николай, и мне становится почти физически больно от того, каким потрясенным он выглядит. Но первое, что делает дядя, это обнимает меня. Опустив руки вдоль тела, я поначалу не смею пошевелиться, а потом склоняю голову ему на плечо.
– Ты в порядке? – спрашивает он.
– Да.
– Это самое главное. Тогда я могу узнать, какого хрена здесь вообще произошло?
Коля обводит взглядом всю компанию моих решал и пораженно качает головой. Потом обходит их и каждому пожимает руку, знакомится с теми, кого видит первый раз.
Они успевают обсудить камеры, то, что стекло может заменить какой-то Сергей, который делал ремонт почти всем из этой компании, а еще то, что у нас вкусный кофе.
Я сижу в углу на стуле, который обычно занимает Даня, и просто молча наблюдаю. С наслаждением ощущаю, что груз ответственности и вины, который пару часов назад казался мне неподъемным, вдруг исчезает, и я уже могу смеяться над тем, как эти мужчины бесконечно шутят.
Потом приезжает полиция, коротко разговаривает со мной, но Коля быстро и мягко устраняет меня, попросив сделать всем кофе, включая новоприбывших. И дальше общается с ними сам.
Подхожу к столу с тремя последними стаканчиками американо в тот момент, когда дядя спрашивает:
– А это что, административка?
– Уголовка, – отвечают в один голос тренер и один из полицейских.
– А наказание?..
– От штрафа до ареста.
Коля тяжело вздыхает и чешет бороду.
Потом уточняет:
– То есть, даже если оштрафуют, то у него все равно будет отметка об уголовном деле?
– Конечно.
– Коль… – говорю тихо.
– Это ребенок, – произносит он хмуро.
– Это говнюк! – перебиваю эмоционально.
Святой Николай начисто игнорирует мой выпад и спрашивает:
– Я могу пока не писать заявление?
Полицейский пожимает плечами:
– Можете. Но лучше быстрее определиться. Вот мой телефон, наберите, порешаем.
Я шумно выдыхаю, но влезать еще раз не смею.
– Вы для начала посмотрите вообще, кто это, – говорит Гордей Владимирович и кладет на стол свой телефон.
Там открыто видео, которое Коля демонстративно сначала не смотрит. Поднимаясь на ноги, прощается с мужчинами в форме. Пожимает им руки и горячо благодарит за помощь, обещает позвонить чуть позже и извиняется за беспокойство.
Только тогда, когда они уходят, возвращается за стол и воспроизводит ролик. Качество, конечно, оставляет желать лучшего, это какая-то городская камера, притом видео запущено на мониторе, а кто-то снимает его на телефон. Очевидно, какой-то очень полезный и оперативный знакомый моего тренера. Там два парня в черном, капюшоны надвинуты так низко, что лица разглядеть невозможно. К тому же на них, кажется, медицинские маски и перчатки. Один худощавый и высокий, второй чуть пониже.
– Не видно ничего, – проговаривает дядя ровно.
Я хмыкаю:
– Кроме кроссовок. Это лимитка, такие в школе только у Адаменко.
Святой Николай, полностью оправдывая свое прозвище, которое я дал ему в шутку, но вообще-то сильно угадал, качает головой. Говорит:
– Сначала мне нужно поговорить с его родителями. Кирилл Вадимович, поможете?
– Не вопрос.
Дядя откидывается на спинку стула и снова тяжело вздыхает. Скрещивает руки на груди и бормочет:
– Надо у классной, что ли, телефон попросить.
Я собираю со стола пустые стаканы и недовольно хмурюсь. Мне тяжело понять, чем продиктовано решение Коли, но думаю, что, будь он другим человеком, то, может, и меня бы к себе не забрал. Не терпел бы мои косяки и… не любил бы?
Говорю мрачно:
– Есть у меня все телефоны. И адрес есть.
– Ну что, – весело хлопает в ладоши друг тренера, которого все зовут Чигой, – тогда по коням?
Глава 34
Дания
– Ну как? – почти пританцовывая у стола Инессы Евгеньевны, спрашиваю нетерпеливо.
Она улыбается и качает головой:
– Дания, дайте мне минутку.
Задерживаю дыхание и разворачиваюсь на пятках, принимаясь разглядывать портреты писателей на стене класса. Интересно, кто решил, что под их мрачными взглядами школьникам будет легче учиться? Нахожу Булгакова и подмигиваю ему.
Повернувшись к окну, тяну носом воздух, который густыми теплыми порывами летит в приоткрытую створку. Весна… Удивительное время, начало новой жизни. Кажется и даже верится, что впереди столько прекрасного!
– Ну что, Чернышевская, поздравляю! – говорит наконец русичка, и я вздрагиваю.
– Что там?
– Ни одной ошибки.
Я подпрыгиваю, вскинув кулаки в победном жесте. Кричу:
– Десятый юбилейный!
Инесса Евгеньевна смеется:
– Теперь, я надеюсь, вы, наконец, спокойны за свой уровень знаний?
– Ладно, – притворно-ворчливым тоном соглашаюсь с ней, – теперь можно немного расслабиться.
– Я уверена, вы сдадите на отлично и сможете поступить, куда захотите.
– Спасибо!
Подхватываю свой рюкзак и иду к выходу, когда русичка говорит мне:
– Дания, я очень рада видеть вас в хорошем настроении.
– Не помню, когда последний раз была в плохом.
– И это прекрасно. Сделаете мне одолжение? Отдайте эти книги Михаилу Михайловичу перед уходом. Боюсь, что его уже не будет, когда я закончу.
Возвращаюсь к ней почти бегом и забираю два томика. «Правила дома сидра» и «Дом, в котором». Вот так