Сбегаю по лестнице и уже на первом этаже внезапно сталкиваюсь с Адаменко.
Растерявшись, замираю. Он ушел из школы еще в начале зимы, я не видела его несколько месяцев. Прижимаю к себе книги и смотрю на парня исподлобья. Илья не очень изменился, только стрижка стала чуть короче, а из взгляда ушла та обжигающая ненависть, которую я иногда встречала.
Адам, увидев меня, тут же отводит глаза. Потом огибает по дуге и идет на лестницу. Мне немного неспокойно, но я больше его не боюсь. Именно поэтому спрашиваю, повысив голос:
– Илья! Ты зачем здесь?
Он останавливается. Потом несколько раз легко стучит ладонью по поручню, будто раздумывая, стоит ли вообще мне отвечать. Чуть повернув голову, все же произносит тихо:
– Кое-какие документы нужны.
Зачем-то кивнув, остаюсь стоять на месте и пялиться в его спину. Значит, я вижу его в последний раз. По крайней мере, надеюсь на это.
Прислушавшись к своим ощущениям, я понимаю, что не злюсь на него. Свой урок он получил, и считаю, что легко отделался. Николай не стал писать заявление, а родители Ильи и Артура полностью покрыли расходы на ремонт и за простой кофейни. Я не знаю, что с Адамом было дома, но на уроках он больше так и не появился.
Базоев остался. Но без своего друга начисто потерял и интерес ко мне, и всю свою спесь.
Не знаю, почему, но в этот момент я жду извинений. Знаю, что перед Николаем и Русланом он чуть ли не на коленях стоял, испугавшись реальных проблем с полицией. Но я сама заветных слов от него так и не услышала. Мне хотелось бы полностью отпустить ситуацию и не держать на него зла за эти сложные месяцы в моей жизни. Но Илья молчит. Отворачивается, свешивает голову себе на грудь, а потом просто продолжает подниматься по лестнице.
Успеваю ощутить легкое разочарование за то, что он так ничего и не понял, когда Адаменко снова замирает и говорит едва слышно:
– Извини, Дания.
– Эм-м. А что я тебе сделала? Ну… так ненавидеть ведь нужно за что-то? – решаюсь уточнить, понимая, что другого случая мне не представится.
Он бросает на меня короткий взгляд и пожимает плечами:
– Ты мне нравилась. Только парню своему не говори, пожалуйста.
– Ладно, – отвечаю обескураженно, и Илья, наконец, уходит.
Может, когда-нибудь я смогу понять, но точно не сейчас. Разве можно издеваться над кем-то, кто тебе симпатичен? Наверное, он все же соврал.
Тряхнув головой, я, все так же прижимая к себе книги, тоже ухожу. Заглядываю к дяде Мише и отмечаю, что сегодня в кабинете снова пахнет кофе, а не перегаром. Последнее время наш трудовик стал меньше пить, больше общаться с Инессой Евгеньевной и, кажется, начал чувствовать интерес к жизни. Я сомневаюсь, что у них какие-то романтические отношения, но иногда достаточно найти друга, чтобы обрести почву под ногами.
– Дядь Миш, это тебе.
– Ина передала? – интересуется он, отрываясь от книги.
– Ага. Что читаешь?
– Стивен Кинг. Знакома?
– Не-а, я побаиваюсь его читать.
– Он пишет не только ужастики, – усмехается добродушно. – Я тебе потом расскажу. Торопишься?
– Так заметно?
– Да вон ноги пляшут. Давай сюда книги и беги.
Уговаривать меня не нужно. Я уже немного опаздываю, хоть Руслан и говорил, что мероприятие не сильно важное. Конечно, это просто благотворительный турнир по стритболу, но мне жутко интересно посмотреть на руководителей центра и тренеров Капралова, про которых он рассказывает с таким восторгом. Я рада, что мой волчонок, который до того не имел ни одной достойной ролевой модели, вдруг обрел их в таком количестве.
Забираю из раздевалки кожаный бомбер и выбегаю из школы. На ходу надеваю свои большие наушники и щурюсь на яркое весеннее солнце. Прибавляю звук и от того, какую песню мне подкидывает случайный выбор, почти готова рассмеяться. Какая-то особая ирония есть в строчках: «Но я не разрешал тебе любить меня, хочешь кричи, хочешь дерись, только не люби»[7].
Потому что мне-то пришлось Капралова сначала забороть для того, чтобы он, наконец, разрешил себя любить.
До площадки под мостом доезжаю довольно быстро и уже издалека слышу отголоски музыки и каких-то мужских сосредоточенных выкриков. А периодически толпа взрывается аплодисментами, воплями или дружным хохотом.
Людей так много, а игра идет одновременно на двух баскетбольных полях, так что поначалу я не могу сориентироваться и найти ни одного знакомого лица. А потом вдруг вижу одно. Илона, откинув темный хвост за спину и по привычке накручивая его на палец, поворачивается, и мы встречаемся взглядами. Кокетливая улыбка слетает с ее лица, и Быстрова сдержанно мне кивает. Повторяю ее жест, и затем вопросительно приподнимаю брови. Она понимает меня без слов и указывает рукой направление, загибая кисть руки так, чтобы я поняла, что мне нужно обогнуть широкую колонну.
Благодарю ее сухой улыбкой и иду дальше. Честно говоря, Илона не кажется плохим человеком, но дружить с бывшей девушкой любимого парня – кажется мне ужасной идеей, независимо от того, какие именно отношения у них были. Так что мы стараемся держаться друг от друга подальше, хотя, если сталкиваемся на каких-то общих тусовках, земля не раскалывается, и можем даже поболтать.
Кажется, мы все тут повзрослели и в значительной степени поумнели настолько, что стали ужасно скучными. Если бы кто-то вздумал писать про нас книгу, я бы ни за что не стала ее читать.
– Птичка! – окликает Руслан, первым заметив меня.
Сердце, волнуясь, с силой ударяется о ребра. Потом, замерев ненадолго, следует беспорядочному ритму. Капралов стоит около скамейки в стороне от толпы, на шее у него висит полотенце, а белоснежная баскетбольная форма красиво контрастирует с его смуглой кожей.
Сорвавшись с места, я бегу к нему, чтобы крепко обнять, а в следующее мгновение повиснуть на шее, счастливо смеясь. Мелко зацеловываю все его лицо, пока Рус довольно щурится и подставляется под мои губы.
– Ты простынешь, – говорю с укоризной, наконец оторвавшись от него, – накинул бы что-нибудь.
Он пожимает плечами:
– Ты же вечно говоришь, что я горячий.
– Так ветер, а ты мокрый, – касаюсь ладонью майки на его спине. – Вы только отыграли?
– Да, вынесли с Чистым всухую.
– Привет, малая, – взмахивает ладонью Олег.
– Привет! Я в вас не сомневалась.
Рус берет меня за руку и тянет еще дальше от площадки, говорит:
– Иди сюда, я соскучился.
Пока он садится на скамейку сам и усаживает меня себе на