— Да, сэр, умеет.
— Тогда сделаем вот что. Коль скоро вы овладеете искусством лесоруба, вас возьмет к себе на службу мой любезнейший друг, мистер П. Р. На первые полгода он положит вам четыре доллара в месяц, а потом, если вы останетесь у него, — и все пять, как у нас заведено. Жену вашу я определю в пряхи к другим людям, где она будет получать полдоллара в неделю, а сына — в возчики, и он станет зарабатывать один доллар в месяц. Сверх того, вы всегда будете вкусно есть и мягко спать. Согласны ли вы на такие условия?
Эндрю едва мог поверить своим ушам; он смотрел на меня глазами, полными честных слез благодарности, а ее изъявления, казалось, дрожали у него на губах. Сия немая сцена была красноречивее всяческих слов; слезы, проливаемые детиною ростом в добрых шесть футов, до глубины души растрогали меня и отнюдь не заставили хуже о нем думать. Наконец он ответил, что не достоин предложенных мною милостей и что сначала он должен сам заработать себе на пропитание.
— Полно, полно, — возразил я, — Вы получите все, что я вам обещал, если не потеряете голову и станете трудиться прилежно и ревностно. А учиться у меня на ферме вам долго не придется.
— Да вознаградит вас бог за доброту вашу! — воскликнул Эндрю. — Покуда я жив, я не устану благодарить вас и навсегда пребуду вашим должником.
Через несколько дней я отправил всех троих с фургонами, возвращавшимися в… так что Эндрю получил возможность изнутри осмотреть те самые повозки, которые столь сильно поразили его воображение в первую нашу встречу, и убедиться в полезности оных.
Меня весьма развлекли его рассказы как о Гебридах вообще, так и об острове Барра, на котором он родился, и о нравах и обычаях местных жителей. Скажите на милость, почему там не растут деревья — для того ли, что земля неплодоносна, иль оттого, что их никто не сажает? А возьмите старинный род мистера Нила — разве могут сравниться с его древностию какие-нибудь из нынешних королевских фамилий? Допустим, что одно поколение сменяет другое через каждые сорок лет; тогда выходит, что одно и то же семейство существует на свете вот уже двенадцать веков — удивительнейшая родословная! Судя по рассказам Эндрю, его соотечественники живут сообразно с правилами природы; которая едва обеспечивает им лишь очень скудное пропитание; их характер не изнежен никакими излишествами, ибо на своей бесплодной земле, они не ведают оных. Благодаря постоянным трудам на свежем воздухе и умеренности все они, когда им есть чем поддержать силы, должны отличаться крепким здоровьем, а ежели так, то они получают достойное вознаграждение за свою бедность. Если б они могли допивать себе лишь самое необходимое, ничто не заставило бы их покинуть родину, ибо они не испытывают притеснений ни со стороны помещика, ни со стороны правительства. Я был бы рад, когда б сии люди основали свое поселение где-нибудь в нашей провинции — ведь их нравы и верования не менее простосердечны, чем их обхождение. Перенесенные на плодоносные земли, они составят общество, достойное всяческого внимания; хотя, возможно, в новом окружении все скоро переменится, ибо наши мнения, наши пороки и добродетели суть лишь плоды местных условий: кто есть человек, как не механизм, приводимый в действие силою обстоятельств?
Эндрю прибыл на мою ферму неделей ранее меня самого и, как я узнал впоследствии, моя жена, согласно моим распоряжениям, первым делом вручила ему топор. Некоторое время он управлялся с ним очень неловко, но они с женою были так послушны, так прилежны и щедры на благодарность, что я не сомневался в их будущих успехах. Сдержав свое обещание, я определил всех троих к разным людям, коим они ко взаимному удовольствию пришлись по душе. Эндрю усердно трудился, безбедно жил и тучнел; каждое воскресенье он приезжал к нам в гости на доброй лошади, которую ему одолжил мистер П. Р. Бедняга, каких мучений ему стоило научиться правильно сидеть в седле и держать поводья! Я думаю, что у нас он впервые взгромоздился на подобного зверя, хотя никаких вопросов на сей счет я ему не задавал, опасаясь уязвить его гордость. Проработав на мистера П. Р. двенадцать месяцев и получив восемьдесят четыре доллара, которые причитались за труды ему вместе с женою и сыном, он как-то в будни заехал ко мне и сказал, что, будучи человеком уже немолодым, желает приобрести собственную землю, дабы иметь дом и прибежище на старости лет своих; что хочет жить вместе со своей семьей, дабы в назначенный срок передать землю сыну, который станет содержать его; ко мне же он обращается за советом и помощью. Я нашел сие желание весьма естественным и достойным похвалы, а потому обещал ему подумать о его будущем, попросив лишь еще на месяц задержаться у мистера П. Р. — тому нужно было изготовить три тысячи реек. Эндрю сразу же согласился. Даже если б он и купил землю, спешить ему было некуда: снег только-только начинал сходить и, значит, время для вырубки леса пока не приспело: ведь сжигать сучья удобнее, когда обнажилась старая листва, которая служит хорошею растопкою.
Несколько дней спустя случилось так, что все семейство мистера П. Р. отправилось на молитвенное собрание, оставив Эндрю сторожить дом. Сидя у дверей, он сосредоточенно читал свою Библию, как вдруг на веранду взошли девять индейцев, только что перед тем спустившихся с гор, и начали раскладывать на полу тюки с мехом. Можно ли вообразить тот ужас, который сия удивительная картина вселила в душу Эндрю. Введенный в заблуждение необыкновенным обликом индейцев, честный шотландец принял их за шайку разбойников, собравшихся ограбить дом его хозяина. Посему он, как верный страж, поспешил закрыть двери изнутри, но, не найдя на них запоров, которыми в наших краях обыкновенно пренебрегают, был принужден вставить в щеколду свой нож и бежать наверх за палашом, привезенным из Шотландии. Индейцы же, добрые друзья мистера П. Р., догадались о его подозрениях и страхах; они силою отворили дверь и ворвались в дом, где молниеносно добыли себе вдосталь хлеба и мяса и расселись у очага. Тут в комнату вошел Эндрю с палашом в руке: индейцы угрюмо уставились на него, внимательно следя за каждым его движением. По недолгому размышлению Эндрю сообразил, что его оружие бессильно противу девяти томагавков, но это не утишило его гнев; наоборот,