Я отбыл очередную смену в психиатрической клинике, зашёл в пустой вагон электрички, рухнул на сиденье, приложился виском к окну. Во время езды стекло так вибрировало, что голова трещала, но я даже так смог задремать.
Во мне столько усталости, что стоит лишь приземлить задницу, и я засыпаю.
Шарахнулись в стороны двери в конце вагона. От грохота я резко проснулся. Как почувствовал, что это не человек. То был Щуполь. Есть у меня привычка раздавать нелюдям имена… У Щуполя нет глаз и даже нет углублений на их месте – только гладкая кожа как продолжение лба.
Щуполь похож на худющего подростка. Он сгорбленный, как знак вопроса. Голый по пояс, хребет торчит острыми позвонками, как гребень ящера. Руки у него длинные, а пальцы как сосиски. Он идёт по вагону, расставив свои «шкрёмбалы». Склоняется то вправо, то влево, чиркает по стёклам, по стенам. Не знаю, что будет, если попасться под его лапу. Я лишний раз на бой не нарываюсь.
Когда Щуполь оказался совсем рядом, я пригнулся. Рубануть бы его по руке чем-нибудь! Да хрен с ним. Пускай ходит.
Когда он вышел из вагона, я опять приложился к стеклу и собирался поспать, но тут из-за спинки сиденья впереди поднялась бородатая физиономия. Глаза краснющие, нижние веки набухли мешками. Видно, сильно пьющий…
– Ты его видел? – спросил он.
Ох! Спиртягой от него несло, спичку поднесёшь – взорвётся! Я не хотел с ним разговаривать и притворился спящим. Но он оказался приставучим:
– Ну, скажи: ты видел ЭТОГО с длинными руками?
– Видел, – ответил я.
Этот чмырь был безобидным, разве что от его дыхания можно было угореть.
– Вот и я видел, – сказал он. – А ведь они не всем показываются на глаза. Я их вижу с тех пор, как поработал на заводе Трудпосёлка. Есть там завод заброшенный. Знаешь?
– Знаю, – ответил я.
– Вот я там охранником был. На том заводе ходили Пустоголовые. Их там так называют. Человечки из металлолома. Видел таких?
– Видел пару раз, – я вспомнил, как один из них выбил мне окно. Я этих железных человечков называл развалюхами.
– Вот я долго не пил, а как с ними повстречался, так снова запил, – сказал бородатый с сожалением.
– Так это они тебя убили или ты сам умер? – полюбопытствовал я.
– Как умер? – удивился алкаш. – Я не… Ой… Наверное, в самом деле умер! Ну да… Вот на этом сиденье. Отравился какой-то дрянью. Контролёр меня тряс, думал, сплю, а я уже был мёртвый. Как же я это мог забыть? Умер ведь!
Электричка подъезжала к моей станции. Я встал и пошёл в тамбур, оставив усопшего забулдыгу[93] наедине с его терзаниями. Чем я мог ему помочь?
Я спал лицом в подушку до самого вечера, пока не загремели консервные банки на моей самодельной сигнализации.
Кто-то влез в дом и задел леску. Рука сжала деревянную биту. Опять этот оборванец пробрался через окно кухни. Горбун в лохмотьях, который когда-то грозился вырвать мне язык.
Я ему уже выбил все зубы и рубил его топором. Он еле держался, чтобы не развалиться на куски, и всё равно рвался ко мне, гад!
Он, скрипя и охая, попёр на меня, а я его битой в ухо!
– Всё, больше ты ко мне не влезешь, – сказал я и стал бить его со всей силы.
Нелюди крайне живучи.
Он лежал на полу, а я лупил его битой по голове, пока она не треснула. И дальше бил, пока череп не рассыпался, а мозги не расползлись по полу серой кашей. Я был так зол, что не мог остановиться. От головы горбатого осталось лишь месиво из обломков костей и серой жижи.
Вот и опробовал новую биту. Я сделал её взамен старой, что была с гвоздями. Новая обмотана колючей проволокой на конце. Такое оружие было у одного негодяя в сериале про зомби-апокалипсис. Оттуда я и взял идею.
Я много чего пробовал из кино. Даже пытался сражаться с нечистью бензопилой, но это не работает[94]. Пытался как-то распилить одного заморыша, но цепь застряла в его одежде и сразу лопнула. Я его даже не сильно поцарапал. А вот бита – верный инструмент.
Я взял тело горбуна за ногу и выволок из дома. К утру исчезнет…
Ночь обещала быть бессонной и тяжёлой. Один пришёл, значит, и другие подтянутся. Я осмотрел дом. Казалось, всё в порядке, но потом я нашёл знакомый предмет на подушке кресла.
Золотистый дверной глазок, который я давно выкрутил из двери и выбросил. Вот из-за этого глазка мне и стали являться нелюди. Опять мне его подбросили.
Я хотел сразу избавиться от него, но чуйка мне подсказала, что надо в него глянуть. Хотя мне и было известно, что это опасно. Из-за этого глазка умерла моя мать…
Я взял глазок и посмотрел на кресло. Седая щетина, голубой глаз и пустая глазница, добрая улыбка… Руженцев! Мой друг! Опять он ко мне явился.
– Почему тебя через глазок видно, а без глазка нет? – спросил я. – С другими всё не так.
– Просто я не у тебя, я по ту сторону, – туманно ответил Руженцев. – На самом деле чёрт его знает! Не бери в голову.
– А ты чего хотел?
– Да так, проведать, узнать, как ты поживаешь.
Я был рад его видеть. Хороших гостей у меня давно не было, одни эти твари… И не хотелось мне жаловаться, но как прорвало:
– Доконали меня эти гниды, сил нет!
– Знаю, знаю, – грустно сказал Руженцев, в искажённой призме глазка казалось, что он от меня далеко. – Это всё коротышка. Помнишь коротышку с малиновой кожей? Ты ему дал отпор, и он мстит: то одного пошлёт, то другого. Он прячется в самом низу. Смотрит, сколько ты продержишься.
– Да, этот гном ко мне давно не приходил, – выдохнул я. – Видать, боится. Как же мне его достать?
– Трудно это будет, – задумчиво произнёс Руженцев. – Но есть способ. Чтобы его достать, тебе надо пройти через красный свет. Понимаешь, про что говорю? И надо успеть вернуться обратно, чтоб самому не умереть…
Мой покойный друг растаял в воздухе, и теперь сквозь глазок было видно только пустое кресло.
Пройти через красный свет… Большой риск! Красный свет убивает. Но это шанс! Вот зачем Руженцев принёс мне эту штуку. Несмотря на поздний час, я взял инструменты и опять вкрутил глазок в свою дверь. Теперь надо было