Портреты эпохи - Моисей Соломонович Наппельбаум. Страница 5


О книге
всего. А корова в те времена – для дежурного сравнения – стоила 25 рублей. Профессиональная или любительская фотография была тогда уделом (или лучше сказать – привилегией) зажиточных людей. Поэтому юный ещё не мастер, но уже достаточно обученный ремесленник постановил для себя работать и работать.

Портрет И. В. Сталина. 1939 год

Народный поэт Дагестана С. Стальский. 1937 год

В Смоленске Наппельбаум впервые увидел процесс масштабирования фотоотпечатков и подробно описал его в своих мемуарах. Это очень интересно для нас с точки зрения погружения в историю отечественной фотографии, особенно для тех, кто сам лет 30–40 назад занимался фотоделом. Самым удивительным в этом процессе было то, что экспозиция осуществлялась с помощью дневного света и длилась больше трёх часов. Для современного фотографа это совершенная фантастика.

В Смоленске Наппельбаум проработал недолго и всё-таки добрался до Москвы, которая впечатлила и даже поразила его. Он был захвачен ритмом города, разнообразием его жизни, калейдоскопом лиц. Огромные магазины, шикарные рестораны, простонародные чайные и люди, люди, люди… То купец степенно пройдёт по улице, то дородный торговец, то студент пробежит или курсистка, можно увидеть иностранца, а то промчит мимо колоритный лихач.

Жить в Москве он не имел права. То есть официально он даже не мог здесь находиться из-за существования в те годы черты оседлости. Но было в городе одно секретное подворье, принимавшее на постой его соплеменников. Туда он и определился. Но как-то раз случилась полицейская облава, и из окна своей комнатушки ему довелось наблюдать за ходом арестов и слышать жалобы на вековые гонения. Сам он успел выскочить незамеченным и юркнуть в ближайшую дверь, оказавшуюся входом в помещение, где промышляли женщины с низкой социальной ответственностью. Там он улёгся в постель одной из них и безмятежно проспал всё утро.

Этот юмористический случай помог ему окончательно понять: в провинции, в отрыве от музеев, театров, хороших библиотек, в косной мещанской, имеющей примитивные интересы среде ему делать нечего. Да и заработать в провинции нельзя. Только Москва или Петербург. В двух главных городах империи кипит жизнь, здесь происходят главные культурные события, здесь живут интересные люди, у которых многому можно научиться.

И именно в Москве Наппельбаум понял, что в первую очередь его интересует человек, лицо человека, характерные особенности человеческой внешности. Гуляя по Москве, он непременно отыскивал фотостудии и придирчиво разглядывал их витрины; уровень большинства снимков, размещённых в них, его не устраивал.

Возможно, он был одним из немногих, кто понимал: всё увиденное не искусство. Застывшие позы, стандартное освещение, дешёвая бутафория, дежурные повороты голов и вообще – либо анфас, либо профиль, никакого творчества, новаторства и попыток выйти за рамки ремесленничества. Наппельбаум ещё и сам не понимал, как надо снимать, но увиденное его удручало. Интуитивно он понимал, что нужно учиться у мастеров живописи, графики, скульптуры, потому что всё необходимое ему уже открыто, стоит лишь изучить работы художников-классиков, понять, как они ставят свет, как располагают фигуры портретируемых, как выстраивают композицию. И он стал регулярно посещать Третьяковку.

Вскоре Наппельбаум поступил в фотографию Конарского в качестве помощника фотографа, где встретил множество новых для себя профессиональных приёмов, научился работать с увеличением снимков, освоил эмалировку фотографий.

Одновременно наш молодой московский житель стал частым гостем в доме своих дальних родственников, где собирались юноши и девушки прогрессивных взглядов, слушали музыку (в том числе, между прочим, «Марсельезу»), обсуждали книги, читали стихи, беседовали о живописи и театре. Для Наппельбаума то были первые университеты, ведь серьёзного системного образования он не получил, хотя, по его собственному свидетельству, в родительском доме очень интересовались музыкой и живописью. Также и Третьяковка дала ему очень много в плане понимания структуры и организации изображения. Поначалу он был просто оглушён буйством красок, разнообразием стилей и манер, да просто количеством представленных картин, ведь в скудном детстве у него была возможность ознакомиться всего-то с десятком некачественных репродукций. Не сразу пришло к нему понимание живописи, не сразу осмыслил он те приёмы, с помощью которых художники достигали выдающихся результатов. Но постепенно научился видеть, как мастера кисти строят изображение, как компонуют его, какие краски и световые пятна накладывают, чтобы впечатление от картин было ошеломительным. Больше всего Наппельбаума интересовали портреты и возможности художников в работе со светом. Он изучал шедевры Никитина, Вишнякова, Антропова, Аргунова, Тропинина, Боровиковского, Брюллова, вникал в особенности их работы и постепенно начинал понимать, как именно ему следует применять новые знания в фотографии, которую он считал не ремесленным производством, но искусством.

Для того чтобы оценить степень продвижения мастера в изучении светописи, законов композиции и перспективы, достаточно взглянуть на один из его шедевров, а именно – на портрет Ленина, сделанный в 1918 году, через много лет после его переездов и странствий.

История этого портрета такова: как-то раз в первый послереволюционный год Наппельбаум вышел на Сенную и увидел деревянный помост, на котором ораторствовал небольшого роста энергичный человек. Это был Ленин. Фотограф протиснулся сквозь толпу, добрался до сопровождавших Ленина людей и сообщил им о своём желании снять вождя. Как выглядит Ленин, страна ещё не знала, поэтому данные инициативного фотографа записали. Через какое-то время, очевидно, проверили на благонамеренность и вскоре позвонили, сообщив, что за мастером придёт машина, которая отвезёт его в Смольный[6].

Фотографу в это время 49 лет, он уже состоявшийся, зрелый и широко известный мастер. И всё-таки, едучи в Смольный, он размышляет и сомневается, сможет ли понять неординарного, не рядового, а выдающегося человека, сможет ли раскрыть его личность во всей полноте? Для читателя мемуаров Наппельбаума и тех, кто знает знаменитую фотографию Ленина, сделанную в тот год, здесь появляется очень интересный психологический момент. Сам автор описывает Ленина весьма комплиментарно, делая реверансы в сторону Октябрьской революции, её руководителей и победившего пролетариата. Это и понятно, книга Наппельбаума вышла в 1958 году, и в ней, разумеется, нет ничего из того, что можно было бы рассказать о герое снимка с позиций сегодняшнего дня, с высоты нынешних представлений и знаний о личности Ленина. Вождь революции в рассказе Наппельбаума и на знаменитой фотографии, которая в миллионах экземпляров разлетелась по стране, предстаёт перед современниками и потомками добрым дедушкой, простым и доступным человеком, совсем не эффектным, а скорее обычным и обыденным. Одновременно автор подчёркивает (и в описании, и в портрете) «энергичный, живой взгляд», «острый, пытливый ум». Подвижное лицо Ленина, сообщает мемуарист, «покоряло своей человечностью». И даже его широкие плечи

Перейти на страницу: