— Привет, — то ли улыбаясь, то ли кривясь, сказал я. Дракон, то есть мама, смотрел на меня в упор и вопросительно. — Мамочка, мы тут подумали… Раз ты пришла раньше домой, а на каток мы не идём, не прогуляться ли нам? Такая погода хорошая… Кстати, тебя пораньше отпустили с работы? Короткий день?
Дело в том, что ещё вчера мама говорила, что сегодня, как придёт с работы, возьмёт нас с собой кататься на коньках. Но в обед она написала, что не смогла купить билеты в парк Горького, а потом — что и вовсе погрязла в работе, и — «котики, поход отменяется». Поэтому вопросы о походе на каток и работе я, кажется, задал зря: дракон тяжело вздохнул, фыркнул пеплом, заёрзал на диване и… перевернулся на другой бок. Буквально повернулся ко мне драконьей попой.
Но я — живой и не в огне — решил не сдаваться. Рыцарь я или нет, в конце концов?
Мамина чешуя на спине блестела, как огромный панцирь майского жука. Я обполз изголовье дивана и снова оказался лицом к лицу с драконом. Он открыл один глаз и недовольно нахмурился. Так мама делала, когда была ещё самой собой, будто спрашивая: «Ну, что ты хочешь?» А я хотел поговорить.
— Мамочка, ну давай пойдём прогуляемся? Ещё светло даже, и снег за окном падает… так красиво! Давай лепить снеговика? Или… сходим в зоопарк! Посмотрим на животных в снегу?
Мама чуть закрыла глаза и уткнулась мордой в подушку. Я осмелел и протянул руку, чтобы погладить её по лапе. Когда мама была мамой, её это очень умиляло, я знал. На ощупь её чешуя оказалась холодной и шершавой. Я провёл рукой по огромным когтистым пальцам, поджатым под драконью грудь. Подумал о жирафах…
— Мамочка, ну пожалуйста…
Глаза дракона снова открылись; он посмотрел на мою руку, на свою лапу, на снег за окном и опускающиеся сумерки и вдруг как пыхнул огнём в потолок! С протяжным стоном и какой-то драконьей (или маминой), неясной мне жалобой. Ой!
Я тут же вскочил, спасаясь от волны жара и дыма, и кинулся к двери. Загорелись занавески, ещё сильнее запахло жареным, дышать стало совсем нечем. Агата — пока я вёл переговоры с драконом — уже оделась: нацепила цветные колготки и серебряное платье, натянула розовые ботинки со шнуровкой и намазала щёки блёстками.
«Вызвалась сопровождать дракона — будь принцессой», — явно решила она. Мама-дракон посмотрела на неё, не поднимая головы, сквозь дым и смог и хихикнула. Даже прицокнула языком. И вообще вдруг развеселилась. За её спиной не менее весело полыхали занавески. Мама хихикала, клокоча дымом, пока не увидела, что Агата взяла её золотой питоновый клатч. Глаза матери и дочери встретились, и Агата, испугавшись, рванула к выходу. С золотым клатчем. Прочь из квартиры.
Я и рта не успел открыть, как мама-дракон тоже рванула — с развалившегося дивана прямо к двери, снеся на своём пути тумбочку в коридоре и вазу с зонтиками и обувными ложками. И прихватив Агатино пальто.
Рыцарь не может покинуть горящий замок. Поэтому я набрал в ванной полный таз воды и выплеснул его на шторы. Вода сразу сбила пламя, но тут на лестничной площадке раздался Агатин крик. И я побежал на зов моей младшей дамы. То есть прекрасной сестры. Тоже сунув ноги в ботинки и сдёрнув с вешалки своё пальто.
Кукуруза и соседи
— Это я-а-а приду-у-умала та-а-ак! Это так на-а-адо бы-ы-ыло! — хватая ртом холодный воздух, кричала мне Агата с карусели.
Когда я спустился на первый этаж, горячая парочка уже резвилась во дворе. Агата крутила кольцо карусели одной рукой, но кружилась быстро-быстро. А мама, то есть дракон, тяжело бухая лапами по снегу, бегала за ней следом. И пыталась то ли отобрать у дочери клатч, то ли надеть на неё пальто. Я стоял у детской площадки и думал, что делать.
— Ви-и-иди-и-ишь, как мы бы-ы-ыстро её из до-о-ома вывели-и-и? — вопила сестра с карусели, прижимая к груди добычу — мамину сумочку. А мама гневно пыхтела дымом и тянула к ней лапы.
— Агата! Отдай ей! Она же тебя убьёт! — крикнул я, когда драконьи когти проскользили в миллиметре от Агатиной головы и чудом не оторвали ей ухо. — План удался, можно отдать ей сумку!
Агата скривилась — не маме, а мне — и спрыгнула с карусели. Да так ловко, что грязный снег разлетелся во все стороны, забрызгав и моё пальто, и маму. Всё её драконье лицо.
— Отдай ей сумку, и пошли в зоопарк! — вдруг рявкнул я на сестру и сам удивился своему голосу. И добавил чуть тише: — И пальто надень.
Агата тоже удивилась и даже посмотрела вопросительно на маму. А та так же вопросительно взглянула на меня. Я выпятил грудь, забрал у сестры клатч, надел ей на плечи розовое пальтишко, а маме отдал её трофей.
— Он же… чешуйчатый. Прямо как ты, мам. Странно тебе с такой сумочкой ходить… — пробубнила недовольно Агата. Но всунула руки в рукава, потому что уже начала мёрзнуть.
Тут окна дома, несмотря на мороз, стали открываться: на улицу, подставляя лица кусачей прохладе, высовывались жильцы.
— Ого-го-го! — прогудел с пятого этажа усатый дядя в очках. Он всегда здоровался с нами в лифте.
— Какая блестящая чешуя! — восхитилась тётенька с карё и острым подбородком: она жила на четвёртом этаже и неизменно ходила по лестнице пешком.
— Какая длинная шея! — охнул парень в тельняшке. Он высунулся из квартиры на втором этаже, держа в руках джойстик от плейстейшн.
Из форточек также выглянули мохнатые морды собак и предупредительно зарычали. На третьем этаже мелькнули женщина с ребёнком на руках и восточного вида дедушка, будто только что сидевший в позе лотоса. Все с любопытством рассматривали нашу маму.
— Дракон! Да это же дракон! Чудовище! Он нас всех убьёт! — вдруг завопила, как сирена, старушка с первого этажа, протиснувшая нос между прутьями решётки.
«Убьёт он только нас», — подумал я и хотел было потянуть Агату за руку, а маму за лапу — прочь из двора. Но дракон вдруг выпрямился, вытянул шею и чихнул огнём в сторону старушки. А тётеньке, дяденьке и парню помахал лапой. Лежавший на подоконнике первого этажа пакет с продуктами задымился; в нём, кажется, поджарился лук, потому что копчёно-сладкий запах поплыл