После завтрака, как правило, мы, словно бы детишки в пионерском лагере, в предвкушении высыпали к берегу реки. Нет, не собирались купаться, а начинали вновь спорить и экспериментировать.
— Не извольте беспокоиться, ваше высокопревосходительство, еба… то бишь ударит так, что стены Измаила содрогнутся, не то что корабли басурманские, — заверял меня уверенный в своём деле Иван Малкин.
Понравился мне этот мужичок. Уже точно не мальчик, но азарт у него был мальчишеский. И не это, конечно, подкупало. Если бы, кроме озорства Малкина, больше никаких полезных качеств у него не было, то вряд ли я бы общался с инфантилом. Умен, схватывал на лету. А что еще важнее — ты ему говоришь…
— Увидят же бочки издали, — вслух думал я, наблюдая за тем, как на речных волнах болтает бочок с порохом.
— С чего увидят, ваш высокопрев? В тряяпицу завернем, буде одним цветом с водой, — тут же находил отвеет Малкин.
И вот это его «высокопрев…»!
Он не только говорил — он делал. И пока Малкин воплощал в жизнь многие из тех задумок, которые рождались в воспалённом воображении высшего офицерского состава моей дивизии, я позволял этому простецкому, только недавно ставшему офицером мужику говорить со мной не по чину.
Мы не придумали какое-то «ноу-хау», что-то исключительно технологичное, что может иметь воздействие на развитие военной мысли и быть повторенное во многих армиях мира. То, что делали, вполне осуществимо, но только здесь, на относительно небольшом пространстве, на реке. Не представляю, чтобы подобное мы могли бы осуществить, к примеру, в Финском заливе у Петербурга. Если только очень локально.
Больше двух сотен бочонков были расположены в шахматном порядке в фарватере Дуная и на подходе к причалам. Все они стояли на якорях и были притоплены так, чтобы лишь макушки торчали. Чтобы бочки не пошли ко дну, приходилось их делать частично полыми. И на эти эксперименты, чтобы подобрать соотношение горючего или пороха и при этом бочка не пошла ко дну, пришлось потратить немало времени и потопить немало бочек.
Через пятнадцать минут я спустился к реке, решив подбодрить минёров ну и показать себя. Заметил, что солдаты неизменно преображались, если я с ними разговаривал.
Подошел к причалу, взобрался на галеру и прошел дальше. На сцепке стояли другие галеры, прошелся по ним. Мы так полреки перекрываем галерами, на которых много пороха и которые в сцепке со всей системой.
А потом я увидел, как самая малая галера, словно бы на важных соревнованиях, стремиться к причалам во стороны устья реки. Это наши разведчики.
Что? Началось? Не дожидаясь, пока разведчики доложат, я приказал объявлять тревогу и повысить готовность к бою. Пусть ошибусь, и все пока нормально. Тогда можно сказать, что выдумал учения, проверить слаженность работы каждого. А если нет? То пока доберется наша галера, у нас будет дополнительно минут десять на подготовку к сражению.
Глава 8
Мавр сделал свое дело, мавр может уходить.
Ф. Шиллер.
Измаил
26 июня 1736 года.
— Из-за острова на стрежень, на простор речной волны выплывают расписные острогрудые челны, — стоял я на стене и напевал песенку. — Хм… Острогрудые.
Эх, как там женушка моя острогрудая? Как дочурка? Скучаю, уже и не могу. Но… нужно мочь. Как же иначе? Или договориться с турками? пусть месяц подождут со своей атакой на Измаил, пока я сбегаю с родным. Смешно…
Но вот же… Мне еще сестру замуж отдавать. А я все здесь.
— Стеньки Разина челны…
Вот, признаться, так даже и не знаю, какое отношение у общества в этом времени к отъявленному хулигану Стеньке Разину, поставившему на уши Россию при Алексее Михайловиче. А вообще, пора бы написать историю Российской империи.
Что-то я знаю сам, что-то можно изучить по сохранившимся документам. Записи Татищева, наконец, вдумчиво прочитать.
О чём там много споров? Есть возможность эти спорные моменты в истории России решить, или приблизится к их решению. Судя по всему, сейчас должно быть ещё много тех документов, которые историки в будущем будут только упоминать, как вероятно существовавшие. Мол, Васька, Никитин сын, тот, который Татищев, не выдумывал, а пользовался летописью, которой нынче уже нет. Например, вроде бы Полоцкая летопись должна быть, читал её Василий Татищев. Но в будущем такого документа нет. Выдумал Васька? Нужно разобраться.
Будущее… Главное, чтобы оно было. Желательно, конечно, чтобы светлое. Ну и лучше всего, конечно, коммунизм — но лишь тогда, когда каждый человек осознает, что коммунизм — это благо. Когда каждый человек будет представлять собой идеального, гуманного, когда исчезнет алчность и жажда людей к наживе, люди перестанут лгать. Когда? Никогда?
Странные, конечно, мысли приходят ко мне в голову. А ведь думать сейчас должен о том, чтобы все наши ловушки и заготовки сработали, и вон тот, только что появившийся огромный корабль нашёл своё упокоение в Дунае напротив Измаила.
— Ваше высокопревосходительство, и это мы боялись заходить в Дунай большими галерами? — сказал Иван Кашин, вместе со мной наблюдавший, как величество по реке идет линейный корабль.
Сам в шоке. Осадка выныривающего из-за угла линейного турецкого корабля явно была больше двух метров. Нам предстояло столкнуться с поистине исполином.
Как зовут этого зверя, я не знал, хотя всячески пытался прознать максимально много о турецком флоте. Так что не знал и сколько на нём пушек. С какой-то долей погрешности в расчётах — около ста. Это много. Да и три мачты. Сильный, конечно, корабль. Но ведь не количество пушек определяет мощь корабля, но люди, служащие на нем.
— Меня, Иван, беспокоит то, что турки столь самоуверенно заходят в Дунай и собираются делать то, что корабли обычно не делают. С моря или с реки корабли не штурмуют крепость, — задумчиво говорил я.
Знаю, что не прав. Федор Ушаков, славный в иной реальности флотоводец, штурмовал крепость на острове Корфу с моря. И… Взял неприступную крепость. Но это такое исключение…
— Думаете, ваше высокопревосходительство, шпион среди нас есть, оттого и ведают турки, что пушек нет у нас? — насторожённо спрашивал Иван.
— Уж больно лихо они идут. Могли, конечно, прознать, что во время приступа Измаила турки многие пушки испортили, и теперь у нас их мало, почитай, что почти нет, артиллерии. И всё равно — сильно смело. Туркам сейчас флот беречь надо. Это пока единственная для них отрада и сила. Уж тем более, если придётся выходить с нами на переговоры, — задумчиво говорил я.
Между тем, за огромным кораблём показались два