Антонио Поссевино, посредник между Иваном и Польшей в заключении мира, рассказывает, что Иван сначала так избил осном беременную жену царевича, что она на следующую ночь выкинула недоношенного ребенка. Тем же осном он ранил в висок сына, который заступился за жену. Дальнейшее сообщение Поссевино производит впечатление стилизации событий. Он говорит, что убийца был в отчаянии, позвал бояр, объявил им об убийстве сына и отказывался от власти. Бояре увидели в последнем ловушку и не пошли на обман, т. е. не поверили искренности отказа от власти.
Разнообразие и разноречивость известий о смерти царевича объясняются просто тем, что все дело происходило во внутренних покоях дворца, доступных только немногим приближенным лицам. Между тем трагический исход происшествия сам по себе должен был удерживать от рассказов о нем тех людей, которые были свидетелями или знали правду от свидетелей.
Несомненным можно считать, что царь Иван по какому-то поводу так побил и напугал беременную сноху, что вызвал преждевременные роды, а затем избил сына, который умер через семь-восемь дней от раны, быть может от кровоизлияния в мозг.
Едва ли, однако, этот эпизод имел столь драматично-эффективный вид, в каком изобразил его Репин в своей известной картине. В действительности дело было прозаичнее. Зная безудержный нрав царя Ивана, приходившего в бешенство от всякого возражения и противоречия, зная его отношение к окружающим, и в частности, к сыну, мы вправе представить себе, что он бил сына с детства, и не раз, и, в сущности, повод роковых побоев так же неважен, как и вопрос, каким концом осна была нанесена рана, оказавшаяся на этот раз смертельной. Нет сомнения, что Иван вовсе не имел намерения вызвать выкидыш у снохи и убить сына, и после «рукобиения», вероятно, вышел из комнаты, не подозревая, чем все это кончится.
Что он думал и чувствовал, когда ему донесли, что сноха выкинула мертвого ребенка, а сын не приходит в сознание, неизвестно. Но когда через несколько дней царевич умер, царь Иван не мог не понять, что он – убийца сына. О глубоком душевном потрясении, которое переживал Иван после смерти сына, есть много современных свидетельств. Выше было упомянуто, какой огромный вклад (5 тыс. руб.) он сделал по душе сына Троицко-Сергиеву монастырю. Огромные средства он роздал другим монастырям и послал большие вклады на Афон, Синай и в Иерусалим.
Тяжелый крест сознания сыноубийства царь Иван должен был нести до конца жизни. Очень ценное свидетельство об этом находится во вкладной книге Троицко-Сергиева монастыря, свидетельство тем более ценное, что было написано не для посторонних лиц, а для внутреннего, так сказать, употребления – для властей монастыря, на которых лежала обязанность неукоснительно поминать царевича.
Иван Грозный у гроба своего сына Ивана. Художник Н.С. Шустов
Запись сообщает, что 6 января 1583 г. царь Иван был у Троицы «…и на заутрени Богоявлениева дни, слушав заутрени и обедни в средней церкви, и призвал к себе келаря старца Еустафия да старца Варсунофия Якимова да туто ж духовник его стоял близко, архимандрит Феодосий, только трое их, и учал государь царь рыдати и плакати и молити о том келарю старцу Еустафпю и старцу Варсунофию Якимову втайне, а архимандрита Ионы (Троицко-Сергиева монастыря. – С. В.) туто не призвал, чтоб его сыну государю царевичю Ивану учинили в особ поминати по неделям, от суботы до суботы в Никоне чудотворце да в середней церкви ежедень понахиды пети над кутьею и на обеднях поминати вовеки и навеки, докуды обитель спя святая стоит и до скончания вока… А хто сего слова и моления государьского забудет и приказу, да того царьского зовета не исправят, заповеди его преступят и моление его презрят, и им со мною (т. е. с царем Иваном. – С. В.) суд будет перед богом на втором Христовом пришествии и в будущем веце. И о том поминании о царевиче Иване плакал и рыдал и умолял царь и государь, шесть поклонов в землю челом положил со слезами и с рыданием».
* * *
Быть может, во время этого посещения Троицкого монастыря или во всяком случае вскоре после него царь Иван пришел к мысли учредить поминание своих опальных. Летом 1583 г. монастыри начали получать списки опальных и вклады, а так как составление списков и рассылка вкладов потребовали, несомненно, нескольких месяцев, то начало этого дела следует отнести к концу зимы 1583 г., т. е. вскоре после посещения Троицкого монастыря.
Решение царя Ивана учредить поминание в синодике казненных им опальных
Мир с Польшей на крайне тяжелых и унизительных для Ивана условиях был уже заключен, но война со Швецией не была закончена, и царь Иван не разделался еще вполне с Ливонской войной.
Царь Иван находился под свежим впечатлением полного крушения своей внешней политики и переживал недавнюю смерть сына, и если он не мог еще предвидеть конца династии, то, несомненно, понимал, что слабоумие сына Федора и младенчество Дмитрия не предвещали ничего хорошего.
Едва ли можно сомневаться, что царский духовник Феодосий, такие высокочтимые в то время «троицкие старцы», как «великий» старец Варсонофий Якимов, келарь Евстафий Головин и другие лица из духовенства, близкие к царю, воспользовались тяжелыми переживаниями Ивана и употребили все средства, чтобы сбить его с той непримиримой позиции, которую он занимал относительно казненных им опальных, и вернуть его на путь истины.
Предвосхищая приговор «вечного судьи», как бы вторгаясь в его компетенцию, о чем христианину было страшно и подумать, царь Иван считал всех казненных клятвопреступниками, уже не христианами, а «собаками-изменниками», не заслуживавшими христианской смерти. Под впечатлением крушения своей политики, смерти сына и под влиянием окружавших его старцев царь Иван в конце концов, приблизительно за год до смерти, сдал эту позицию, как сдал свои позиции перед Баторием и Делагарди. Учреждение поминания опальных было с его стороны признанием за ними права на защитников в лице патронов-святых, на равноправное с ним, самим царем, появление перед «вечным судьей», на помилование и вечную жизнь.
Рассылка по монастырям вкладов по душам опальных
Составление списков опальных и рассылка по монастырям вкладов потребовали много времени и труда. Если бы вклады были посланы только деньгами, то задача была бы проще, но потому ли, что не было в наличии достаточных денег, или с целью использовать «рухлядь» царской казны, но во многие монастыри значительная часть вкладов была послана вещами. Столичные и крупные монастыри получили вклады преимущественно деньгами, а провинциальные и мелкие монастыри, нуждавшиеся в церковной утвари, облачениях, книгах и т. п., значительную часть вкладов получили