Нет возможности сказать, чем руководились монахи в выборе и сохранении некоторых фамилий. Можно предположить, что некоторую роль играла большая или меньшая известность и социальное положение тех или иных лиц. Фамилии лиц видных, всем известных, сохраняли, а фамилии безвестных лиц из низших слоев населения опускали.
В общем, во всех известных мне списках количество пофамильно расшифрованных лиц едва достигает одной трети всех имен и прозвищ. Если удастся найти и привлечь к исследованию новые списки, то, наверное, можно сказать, что выяснятся фамилии еще ряда лиц, но полной расшифровки имен мы никогда не будем иметь, так как это невозможно.
Дело в том, что обыкновение носить фамильное прозвище начало распространяться только со второй половины XV в., раньше всего утвердилось в служилом классе и было закреплено в официальных списках служилых людей и в других актах.
Нужды торгового оборота и кредита потребовали закрепления фамилий и в высших слоях торгового населения, но низшие слои посадских людей и крестьяне именовались обыкновенно именами, личными прозвищами и отчеством. В приказных списках опальных имена, прозвища и отчества, наверное, были указаны, но поскольку прозвища и отчества при наличии христианских имен были не нужны для поминаний и ничего не говорили монахам, последние не находили нужным записывать их в синодик.
Для исследователя это обстоятельство имеет очень большое значение; если он не будет помнить его и иметь в виду, то может вынести совершенно неверное представление о социальном составе лиц, казненных царем Иваном, ибо несомненно, что значительная, быть может, подавляющая часть тех двух третей имен Синодика, которые остаются пофамильно не расшифрованными, принадлежала лицам из низших слоев населения, в которых еще не привилось обыкновение носить фамилии.
* * *
Перейдем к другому вопросу. Дьяки, выписывая наспех из судных дел, донесений палачей и других источников имена казненных, сообщали множество подробностей относительно места и обстоятельств казней, которые им казались заслуживающими внимания. С церковной точки зрения все это было совершенно не нужно, но, видимо, сами монахи были в недоумении и не знали, как поступить. Поэтому в одних монастырях, уверенные во всеведении бога, монахи последовательно выкидывали из приказного списка все эти подробности, в других делали то же непоследовательно, а в третьих удерживали и сохраняли для будущих историков много ценных сведений. Сопоставляя списки Синодика разных монастырей, мы можем по этим разнообразным переделкам составить себе некоторое представление о первоначальном содержании приказного списка.
Вот, например, как передано в разных списках Синодика то место приказного списка, где упомянуты новгородцы, побитые карательной экспедицией Малюты Скуратова (1570 г.).
В кирилловском списке коротко: «Помяни, господи, души раб своих тысящу пятьсот пяти человек». В гудовском списке дословно так же, но сверху киноварью отмечено: «новгородцы». В московско-богоявленском списке: «Да в ноугородской посылке Малюта отделал 1490 человек. Да ноугородцев же 15 человек. Данила с женою и с детьми, а имена их ты сам веси, господи». Здесь даны слагаемые суммы в 1505 чел., и текст испорчен записью не на своем месте Данилы с семьей! Правильнее в списке Спасо-Прилуцкого монастыря: «По Малютинскпе ноугородцские посылки отделано скончавшихся православных христиан тысяща четыреста девятьдесять человек, да из пищалей пятнадцать человек, им же имена сам ты, господи, веси; подаждь им вечную память! Помяни, господи, души раб своих: Данила с женою и с детьми, самого четверти, их же имена бог весть».
Можно было бы привести много примеров подобного свободного обращения монахов с текстом приказного списка опальных. Свобода переделок в безымянных поминаниях доходит подчас до такого искажения текста, что восстановить правильное чтение представляется невозможным.
Вот, например, в каком виде дошли до нас сообщения о лицах, казненных в селах Ивановском Большом, Ивановском Меньшом и в бежецкой вотчине боярина И.П. Федорова. В списке Московского Богоявленского монастыря: «В Ивановском Большом 17 человек, у 14 человек по руке отсечено. В Ивановском в Меньшом 13 человек, у семи человек по руке отсечено…». «В Бежецком 65 человек, у 12 человек по руке отсечено; а имена их ты сам веси, господи».
Неясность этого текста устраняется в списке Спасо-Прилуцкого монастыря: «В Ивановском Большом: православных христиан семнадцати человек, да четырнадцати человек ручным усечением конец прияша, их же имена… В Ивановском Меньшом: Исаковы жены Заборовского тринатцати человек, да седмь человек рук отсечением скончавшихся… В Бежецком Верху Ивановых людей (т. е. боярина И.П. Федорова. – С. В.) шестьдесят пять человек да дванадесять человек, скончавшихся ручным усечением, имена их ты, господи…»
Списки других монастырей дают представление, что скончавшиеся от «усечения рук» не составляли особых групп, а входили в итог по этим селам. Так, в списке Костромского Богоявленского монастыря сказано: «В Ивановском Большом – 17 человек, в Ивановском Меньшом – 13 человек… в Бежецком Верху – 65 человек».
Только путем сопоставления разных списков Синодика можно восстановить некоторые сообщения, дошедшие до нас в искаженном виде. Так, в чудовском списке записано 190 чел. «пскович с женами и детьми». В кирилловском списке отмечено, что псковичи были казнены в с. Медне. В списке Костромского Богоявленского монастыря ошибочно указано 103 чел. В списке Спасо-Прилуцкого монастыря записано «сожженных» псковичей с женами и детьми 30 чел., а список Костромского Богоявленского монастыря дополняет это указанием, что дело произошло в Торжке. Таким образом, выясняется картина похода царя Ивана на Псков в 1570 г. (после разгрома Новгорода). В Пскове и Изборске были казнены два городовых приказчика, десяток подьячих и несколько десятков псковичей, упомянутых в разных местах Синодика, а затем на обратном пути в Москву царь Иван казнил 190 чел. псковичей в с. Медне и сжег 30 чел. в Торжке.
Кн. Курбский и иностранные писатели, например, Штаден и Шлихтинг, подробно рассказывают о том, что после казни боярина И.П. Федорова царь Иван, «сам ездя с кромешниками своими», избивал его слуг и людей, жег села и уничтожал скот. Шлихтинг говорит, что царь «почти год» объезжал его владения. Синодик подтверждает эти показания. Помимо нескольких лиц, поименованных в разных местах, мы находим в Синодике несколько записей безымянных казней.
Нет возможности сказать, почему, но некоторые места Синодика оказываются испорченными во всех известных мне списках. В приказном списке опальных находилось, по-видимому, полное перечисление свиты кн. (инокини) Евдокии Старицкой, матери кн. Владимира Андреевича. В различных списках это место сильно испорчено. Так, в московско-богоявленском списке читаем: «Княгиню Евдокию (удельная), Марию да с ними 12 душ и с старицами,