Теперь, когда Селестина заболела, папе приходилось работать еще больше. Она уже не помнила, когда видела его в последний раз. Раньше, даже если он возвращался домой глубокой ночью, он обязательно подходил к ее постели и целовал ее, спящую. Селестина знала об этом, пусть и не всегда просыпалась. После этого ей всегда снились хорошие сны. Но сейчас Селестина боялась закрыть глаза, лишь бы не очутиться в очередном жутком кошмаре. Если она засыпала, то ей снились железные собаки, уродливые слепые свиньи и Президент Республики, который орал на нее, брызжа в лицо горячей слюной. Она просыпалась с криком и плачем, а рядом не было никого, кто мог бы ее утешить. Мама все реже бывала дома, и сестры тоже. И, может быть, именно поэтому болезнь не отступала. С каждым днем становилось только хуже – порой на нее наваливалась такая слабость, что Селестина не могла даже подняться с постели. Лежала, уставившись в потолок холодной квартиры, и думала о том, что, скорее всего, не доживет и до осени. Она почти отчаялась, почти перестала цепляться за жизнь. Смерть терпеливо ее дожидалась у изголовья кровати. Иногда, если сильно поднималась температура, девочке казалось, что она видит ее – тощую и взъерошенную черную птицу, похожую на цаплю. Смерть косила блестящим глазом, и клюв ее щелкал, как ножницы. Еще один кошмар, порожденный болезнью.
Но больше всего Селестина боялась того, что может не увидеть папу. Что она вот так, вдруг, умрет, а он не успеет с ней попрощаться. Он очень расстроится, будет плакать, а ей совсем не хотелось его огорчать. Она должна его увидеть – хотя бы в последний раз.
Селестина чувствовала жар; лицо горело, будто она ошпарила его кипятком. И в то же время лоб покрывала холодная испарина, дыхание было тяжелым и хриплым. Она снова потянулась к книжке сказок, но так и не открыла ее. Мысль о том, что она должна увидеть отца, зудела, как нагноившаяся заноза.
Селестина села на кровати, свесив тощие ноги. Вот что она сделает: пойдет к нему на работу. Может, он сможет выйти, может, хозяин его отпустит? Только для того, чтобы обнять ее в последний раз… Мать запретила ей подниматься и тем более выходить из дома. Но какое это имеет значение? Не так много ей осталось, цапля-смерть уже хлопает крыльями за ее плечом.
Встать с постели, дойти до двери – это оказалось не так просто, но с каждым шагом у девочки крепла уверенность, что она поступает правильно. Надо спешить, пока мать или сестры не вернулись.
Она обулась – ботинки достались ей по наследству от старших сестер и были стоптанными и с прохудившимися подошвами. Сил завязать шнурки ей не хватило, и они остались болтаться, как пиявки, присосавшиеся к лодыжкам. Накинув пальтишко – заплатки на локтях и дыры под мышками, – Селестина вышла из дома. Она смутно помнила, где папа работает и как туда идти, да и в голове был сплошной туман. Но все равно она найдет своего отца, чего бы ей это ни стоило.
Глава 50
Прячась в тени домов, Флип и Клара пробирались через Мон-Флер. Тихо, быстро, неслышно, незаметно. Как крысы, перебегали от мусорного бака к темной подворотне, а оттуда к следующему мусорному баку. До моста и реки, границы, разделявшей один город и два мира, оставалось совсем немного. Все шло к тому, что поход в Мон-Флер завершится без особых приключений. Сейчас Кларе меньше всего хотелось во что-либо ввязываться. Будь у нее такая возможность, она бы побежала, лишь бы поскорее выбраться из этого места. Но побежать – значит привлечь к себе внимание, чего делать определенно не стоило. Иначе можно сразу ставить крест и на теплой постели, и на кружке горячего чая под усыпляющую трескотню Дафны, и на прощании у двери, целомудренном, но с намеком на флирт и общее дело: «До завтра» – «До завтра»… В общем, на всем том, что она уже успела себе нафантазировать.
На улицах было тихо. Впрочем, Клара не обольщалась. Это была не та тишина, которая опускается на город, когда горожане мирно спят по своим кроватям и улыбаются во сне. Нет. Такая тишина бывает в горах перед началом камнепада, когда на долгие мгновения замолкают цикады и птицы и даже стихает ветер. Такую тишину слышит олень за секунду до выстрела… В подворотнях Кларе мерещились зловещие тени – мелькнут и исчезнут; слышался приглушенный шепот – не разобрать ни слова, словно ветер шуршит старой газетой. Все те компании, которые встретились им по дороге в «Свиную голову», куда-то попрятались, и Клара нутром чуяла, что это не к добру.
Флип, судя по всему, тоже что-то почувствовал. Он замедлил шаг, оглядываясь по сторонам.
– Что-то случилось, – сказал он и сжал локоть девушки.
Понятное дело, он хотел ее защитить. Ей это льстило, но сейчас она бы предпочла, чтобы он оставил ей больше свободы для маневра. Из такого положения она, может, и успеет выхватить нож, но нанести быстрый и точный удар будет сложно.
– Случилось? – переспросила Клара, вопреки здравому смыслу, не отстраняясь и не убирая руку.
– Чуешь? – Флип втянул носом воздух. – Что-то витает в воздухе. Тревожная какая-то атмосфера…
Следуя его примеру, Клара принюхалась. Зря. Вонь скотобоен, запах отбросов, мочи и гниющих водорослей с берега реки – такой коктейль свалил бы с ног и слона. Слезы потекли по щекам, а она ведь почти свыклась…
– Черт! – выдохнула Клара, рукавом вытирая лицо.
– Я образно выражаясь. Не стоит все принимать буквально.
– Я поняла. И что же здесь случилось?
– Не знаю. – Флип пожал плечами. – Место такое, что случиться здесь может что угодно. Но если даже местная фауна попряталась, то это не к добру. Когда на охоту выходит тигр, первыми прячутся шакалы и гиены.
Клара поджала губы. Удивительно, как порой сходятся мысли.
– Ты думаешь, что это…
– Брешисты, – кивнул Флип, и ей стало не по себе от его уверенности. – По ходу дела, они добрались и сюда.
– Зачем?
Флип огляделся, видимо, в поисках подсказки, однако не было никаких свидетельств того, что здесь побывали зеленые рубашки. Ну да – треть окон без стекол, мусорные баки перевернуты, а мостовая разворочена. Но для Мон-Флер подобное в порядке вещей.
– Понятия не имею. Захотелось приключений и хорошей драки? А