– Вот только не надо лекций, – ворчит Доктор. – Лекции сбивают темп, я уж молчу о том, что все это бред сумасшедшего…
– Ой! Ну кто бы говорил! – фыркает Принцесса. – Ты лучше посмотри, какой милый у него кроличек!
– Следовательно, – говорит Этьен, не слушая голоса из зала, – опираясь на это тождество, мы можем выстроить цепочку и разворачивать ее любым удобным для нас способом. Например, вот так…
И он достает шляпу из кролика, из которой достает другую шляпу, из которой достает другого кролика… Дафна не понимает, как он это делает, но от этой вереницы кроликов и шляп ей становится не по себе.
– И все равно это банально, – не унимается Ведьма. – Свести все к бесконечной рекурсии – слишком очевидный ход.
– Однако, приняв за данность тождество понятий, мы должны признать и их исключительность, то есть если каждый кролик является шляпой, то никакой конкретный кролик шляпой являться не может, следовательно, и никакая конкретная шляпа не может быть шляпой!
– Эй! Эй! Погодите. Что-то я запутался. Как так…
– Для иллюстрации этого чудесного явления мне потребуется помощь добровольца из зала. Может быть, вы, мадам? Прошу, выходите, не стесняйтесь.
Он протягивает руку, и из темноты, покачиваясь, выходит Принцесса. Или Ведьма – попробуй разбери. Оба ее лица обращены к залу, она выглядит одновременно и смущенно, и озадаченно. И испуганно… Она чует подвох.
– Я? Почему я? Я ничего не понимаю в кроликах и шляпах.
– Являя собой дуалистический архетип, – говорит Этьен, – вы, мадам, в силу своей карнавальной природы представляете идеальный образец исключительного понятия. То есть, являясь Принцессой, вы в то же время являетесь и Ведьмой. Но будучи и тем и другим, вы обращаетесь в нечто, исключающее и то и другое…
– Нет, нет, нет. – На нарисованных лицах Принцессы-Ведьмы отражается паника. – К чему это ты клонишь? Я не хочу! Я буду протестовать! Я подам жалобу!
– И все это, – с нажимом говорит Этьен, – подводит нас к классическому иллюзиону, без которого ни одно выступление фокусника не может считаться состоявшимся. Номеру, более известному как сепарация.
– О нет! – говорит Доктор. – Это же мой номер. Он украл мой номер! Вот так всегда с этими поэтами: тащат всё, что видят!
– Нет! – верещит Принцесса и топает ногами. – Нет! Нет! Нет! Я не хочу! Я не желаю! Я категорически против того, чтобы меня сепарировали!
– И в кои-то веки, – бухтит Ведьма, – я полностью, абсолютно и целиком согласна с этой пустоголовой идиоткой.
Но Этьен лишь улыбается, а вместо шляпы и кролика у него в руках звенит блестящая пила. Принцесса-Ведьма вдруг оказывается в расписном деревянном ящике, так что наружу торчит только ее голова. Точнее, обе ее головы.
– Ничего у тебя не получится, – шипит Ведьма. – Мы есть одно и то же, нас невозможно разделить. Две стороны одной медали, следовательно, в один конкретный момент ты можешь иметь дело лишь с одной из нас.
– В этом и заключается ущербность выбора «или-или», – говорит Этьен. – Шляпа или кролик?
– Но ты же сам себе противоречишь! – визжит Принцесса. – Нет ни шляпы, ни кролика!
Но в этот миг сверкающее полотно пилы ныряет в прорезь расписного ящика.
– Все, что я делаю, – говорит Этьен, – это освобождаю слова, ибо только там, где есть свобода, только там и возможна настоящая поэзия.
Взмах пилы, всего один, но большего и не требуется. Этьен раздвигает ящик и откидывает крышки. Принцесса встает и смотрит на Ведьму, Ведьма смотрит на Принцессу. Обе потрясенно молчат.
– Так вот ты какая на самом деле… – говорит наконец Ведьма и тянет к Принцессе руку. Та мелко дрожит и пятится.
– А ты, ты… – отвечает Принцесса, задыхаясь словами. Рот в форме сердечка растянулся в кривую букву «О». – Да ты уродина!
Ведьма щурится, кривит рот.
– Как ты меня назвала? Ты, тупая овца, как ты меня назвала?
– Уродина, уродина, уродина! – верещит Принцесса. – Мерзкая вонючая уродина – вот ты кто! Да как тебе только наглости хватило говорить, что мы с тобой одно и то же?
Ведьма ничего не говорит. Она бросается на Принцессу, как коршун на цыпленка, она колотит ее кулаками, она пихает ее локтями, она пинает ее тяжелыми башмаками. Та, впрочем, не остается в долгу, и, не прекращая бороться, обе падают в опилки. Мутузя друг друга, они катаются по арене и в конце концов пропадают из виду; некоторое время Дафна еще слышит их визгливые крики, но потом стихают и они.
– Какая прискорбная сцена, – говорит Доктор. – Однако наводит на мысли. Только непонятно на какие.
– Прошу прощения, я правильно понимаю, что это был комический финал? Просто когда началась лекция, я несколько запутался…
– Комический? В самом деле? А мне показалось, что финал откровенно запорот дешевым психологизмом, абсолютно неуместным в данной ситуации. Сепарация? Серьезно?
– Тс-с!
Прожекторы гаснут, остается всего один. Этьен стоит в сужающемся круге света, прижимая к груди полосатый цилиндр, а у него на голове устроился белый кролик, с аппетитом мусоля капустный листок. Кролик, в данный момент являющийся шляпой.
Свет меркнет окончательно, и арена погружается во тьму.
Но тьма не вечна и не бесконечна. Один за другим в ее глубине вспыхивают мерцающие огоньки, но лишь когда появляется круглощекий и пучеглазый лик Луны, расплескивая мягкий голубоватый свет, Дафна понимает, что огоньки – это на самом деле звезды. Купол шатра никуда не исчезает, но в то же время Дафна видит, как прямо над ней разворачивается бездонная пропасть ночного неба. Звезды не стоят на месте, они кружатся в диковинных вихрях, собираются в немыслимые созвездия, а Луна плывет сквозь них, таращит глаза в немом изумлении, надувает щеки и морщит рот. Что-то в круглом лунном лике кажется Дафне знакомым, и она хмурится, пытаясь вспомнить, где могла видеть эту расплывающуюся физиономию.
– Да это же господин Президент! – восклицает девочка. – Господин Президент Республики! Зачем он стал Луной?
Ее вопрос остается без ответа, потому что в этот момент слышатся тарахтение и треск работающего мотора, и на фоне лунного диска возникает силуэт летящего биплана. Словно крошечная мошка, вьющаяся перед лицом великана. И пусть Дафна не видит отважных мышей-пилотов, она легко представляет мохнатые мордочки и дрожащие от нетерпения усы. И она думает: «Только бы они дотянули до края ковра»!