Он идет медленно, покачиваясь, с полным осознанием собственного величия и силы. Он никуда не спешит: слоны никогда не спешат. На нем ярко-красная, расшитая золотом попона, а на голове плюмаж из крашеных страусиных перьев, и откуда-то Дафна знает, что Соломону нравится его наряд. По-своему он им даже гордится, как гордится и всадницей, восседающей на загривке: высокой и статной Ирмой Бенедиктой Буше. И как только Дафна ее видит, у нее замирает сердце и перехватывает дыхание.
– Мама… – шепчет Дафна.
Ей хочется закричать во все горло, завопить что есть силы: «Мама, я здесь!», но она понимает, что так делать нельзя. Нельзя мешать Представлению.
Доктор, ковыляя, выходит на арену. Щурится от света прожекторов и раскланивается: сперва перед залом, затем перед слоном и его грозной наездницей. В одной руке у него кожаный саквояж, в другой – принадлежавшая Солдату труба, которую Доктор приставляет к уху на манер слуховой трубки.
– Так-так-так! И что же тут у нас?
В этот момент слон поднимает хобот и громко трубит, и Доктор валится на спину, изображая, что он оглушен.
– Какой ужас! – восклицает он. – Да у вас, голубчик, шумы в сердце! Да-да, именно они, можете не сомневаться: я в таких вещах разбираюсь!
Он вскакивает, отряхивается от опилок и сердито зыркает по сторонам.
– Ну, ничего, ничего, мы это быстро поправим! Главное что? Найти то, чем сердце успокоится, не так ли? Никаких треволнений, никаких забот – я правильно говорю?
Он открывает саквояж и достает из него… Дафну.
Она не понимает, как это происходит. Только что она смотрела на все происходящее со стороны. И вот уже стоит на арене, и противный мерзкий Доктор с длинным носом держит ее за плечи. Держит крепко, так, чтобы Дафна и не подумала вырываться. Впрочем, она и не думает. Сейчас она чувствует себя беспомощной, как котенок в когтях у хищной птицы.
– Сюрприз! – тянет доктор и улыбается нарисованным ртом. – Никто же не обещал, что мы будем играть честно, да?
Слон топчется на месте, а затем отступает от Дафны и от ее мучителя. Он выглядит растерянным и озадаченным, насколько это слово вообще применимо к слону, а мама… Маму Дафна не видит. Она сидит слишком высоко, а из-за мерзкого Доктора поднять голову не получается.
– Ну как? Узнаёшь ее? – хихикает доктор. – Это же та самая вредная девчонка, которая бросила в тебя яблоком! Помнишь ее? Помнишь, как это было обидно? Как унизительно? Ты – Король Джунглей! Ты – Правитель и Повелитель! Тебе должны приносить дары и поклоняться. А они кидают тебе жалкие подачки, как последнему нищему! Ну что ж, теперь у тебя есть возможность поквитаться. Теперь ты можешь показать, кто здесь главный на самом деле… Не так ли? Меня часто спрашивают: чем сердце успокоится? И вот мой ответ: месть исцеляет.
Он толкает Дафну, выставляет ее перед собой, точно живой щит. Острые пальцы вонзаются в плечи так сильно, что ей хочется кричать от боли. А еще ей хочется кричать о том, что никогда в жизни она не обижала Соломона и яблоко она кинула ему вовсе не потому, что думала его унизить, а потому, что он любит яблоки, и это все знают… Но она молчит, и слезы катятся по щекам.
Слон качает головой, толстый хобот мотается из стороны в сторону. Он отступает еще на полшага, и Дафна сжимается. Вот сейчас он ударит, и от нее и мокрого места не останется. Или он наступит на нее и раздавит в лепешку, как букашку. Ведь для него она и есть букашка. Он – Царь Джунглей, он – слон Соломон. А она – всего-навсего маленькая девочка, которая посмела…
– Какие же вы все жалкие дураки! – говорит мадам Буше. – Тупые пустоголовые куклы.
– Эй! Эй! – возмущается Доктор. – Я бы попросил не переходить на личности! Между прочим, у меня есть диплом, в котором черным по белому написано, что я не тупой. И еще один диплом, в котором сказано, что я не дурак!
– Ну а что еще взять с дурака? – вздыхает мадам Буше.
Огромный хобот тянется к Дафне и опускается на плечо. И она кричит – поначалу от страха, но затем от восторга. Потому что Соломон вовсе не собирается давить ее. Он мягко обнимает ее, обхватывает хоботом и поднимает вверх. Дафна едва ли успевает понять, что происходит. Вот она стоит на земле, а вот уже оказывается высоко-высоко, на загривке у слона, и сильные мамины руки обнимают ее и прижимают к большой и теплой груди. И Дафна захлебывается от счастья. Ей так хорошо, что она смеется в голос и рыдает навзрыд. Так хорошо, что…
– Ну, это уже перебор, – говорит Доктор. – Разумеется, хорошее Представление подразумевает счастливый финал. Но зачем превращать его в слезоточивый фарс? А где катарсис? Где очищение через страдание и рвоту? Где вот это все? Мое личное мнение, что и этот номер откровенно запорот и победу по очкам следует засчитать…
– Да кого интересует твое мнение? – отвечает мадам Буше. – Тоже мне, критик выискался. Сгинь.
Она взмахивает рукой, а слон – хоботом, и мерзкий Докторишка, сметенный сильным ударом, с визгом улетает в темноту. Соломон бьет поклоны невидимой публике.
– Ну, вот и всё, золотце, – говорит мама, снова обнимая Дафну. – Вот и всё. Теперь мы можем пойти домой…
Дафна смотрит на мать и видит тень сомнения, омрачившую ее лицо. Мадам Буше даже не пытается улыбнуться.
– Домой? – переспрашивает Дафна, и мадам Буше кивает, но неуверенно. Она и сама прекрасно понимает, что уйти сейчас они не смогут.
– Нельзя, – говорит Дафна. – Представление еще не закончилось.
И она вновь оказывается где-то в темноте, и никакой мамы рядом нет. Она вновь смотрит на арену, на которой уже нет ни слона Соломона, ни мерзкого носатого Доктора, а есть только тонкая как тростинка девушка в красном берете и в полосатой тельняшке. Есть только Клара.
А навстречу ей из темноты выходит Смерть. Его высокая голова-череп блестит свежим лаком, но откуда-то Дафна знает, что это вовсе не папье-маше, а самая настоящая кость. В костлявых руках он держит песочные часы, в которых нет ни одной песчинки. Смерть идет не спеша – к чему ему спешить? Он тот, кто никогда не опаздывает, он тот, кто всегда приходит слишком рано.
Клара поворачивается в его сторону и приветствует его коротким кивком. Приветствует не насмешливо и не