Она не спрашивает, почему он не идет вместе с ней, – в первую очередь потому, что не хочет услышать ответ. Компас в груди указывает в две стороны, но выбрать она может лишь одну, и она не колеблется ни секунды, принимая решение.
Мадам Буше карабкается на бруствер и встает в полный рост. Вокруг свистят осколки и пули, земля трясется от взрывов как в лихорадке. Но мадам Буше не пригибается; что бы там ни говорил бедняга Рамон, она знает, что, для того чтобы потерять голову, сперва нужно потерять сердце. И мадам Буше уходит, так и не взглянув на единственного мужчину, которого любила и которого продолжает любить до сих пор.
Она идет прямо, не сворачивая, перебираясь через воронки и переступая через тела, пока кто-то наконец не понимает, что этим ее не остановить. И тогда у нее на пути оказывается сухое дерево, немыслимым образом уцелевшее на поле брани. Без единого листочка, но на скрюченных ветвях зреет немыслимый плод: грузный мужчина с дряблым серым телом, отвисшим животом и боками. Сперва мадам Буше думает, что он повешен, потом – что он распят, но, подойдя ближе, понимает, что на самом деле человек вырастает из дерева, точно гигантский гриб-паразит. Именно из-за него засохло дерево, именно он высосал из него все соки и отравил своим ядом. Мадам Буше смотрит на трясущуюся тушу, дергающуюся, но неспособную освободиться. Смотрит на широкое лицо, на пустую жабью ухмылку… Разумеется, она его узнаёт: это же сам Господин Президент Республики.
Губы Президента шевелятся, и, хотя мадам не хочет этого, она прислушивается.
– Порка, – хрипит Президент Республики, – есть залог грядущего Цветения… От нас зависит, какой будет страна, в которой будут жить наши дети… погрязшей в нищете и анархии… Предательство идеалов… Мы окружены врагами… Термиты и черви, вредители… Только Порка основа будущего Цветения! Чтобы поле дало урожай, мы должны выполоть все сорняки…
Президент Республики пучит глаза и брызжет слюной. Не в силах на это смотреть, мадам Буше отводит взгляд.
Под деревом сидит еще одна кукла-каприччо, не Солдат и не Смерть. На этот раз это Ведьма с бледно-зеленым лицом и длинным носом. Когда она успела появиться? Или, может быть, она была здесь всегда?
– Разве он не забавный? – хихикает Ведьма. – Так любит детей, так печется об их будущем… О! Я тоже люблю детишек – печеными. Мы с ним так похожи, правда?
Кривой клюкой она тычет в дряблое тело. Президент Республики корчится, но говорить не перестает:
– Встать стройными рядами, слиться в едином порыве…
– Вот видишь! – торжествует Ведьма. – Я тоже, тоже хочу слиться с кем-нибудь в едином порыве, но никто меня, бедненькую, не любит!
Голова каприччо оборачивается вокруг оси, и теперь это не Ведьма, а размалеванная Принцесса.
– Неправда! – говорит она писклявым голоском. – Я красивая! Меня все любят! Как можно меня не любить?!
Мадам Буше смотрит на нее с отвращением. Уж не тот ли это друг, которого она должна встретить? Нет. Не может этого быть.
– Пошла прочь! – говорит мадам Буше. – Не становись у меня на пути.
Нарисованный ротик Принцессы вытягивается, глаза становятся круглыми как плошки.
– Глупая толстуха! – Принцесса топает ногой. – Да как ты смеешь мне указывать? Ты знаешь, кто я?
– Знаю. Дурацкая кукла без мозгов.
– Да я, я… – И по щекам Принцессы ползут нарисованные слезы. – Зато меня все любят! А тебя никто не любит, жирная корова! И он тоже никогда не любил тебя! Нет, нет, нет! Он только трахал тебя, но никогда-никогда не любил тебя!
Принцесса визжит и топает ногами.
– Пошла прочь! – повторяет мадам Буше и делает шаг вперед.
Принцесса вскакивает и в тот же миг вновь оборачивается Ведьмой.
– Ты уж извини, – говорит старуха. – Но она всегда была той еще идиоткой.
С этими словами Ведьма подхватывает юбки и исчезает в красной пыли. А мадам Буше идет дальше, строго по стрелке компаса, оставляя за спиной засохшее дерево и Президента Республики, бубнящего бессмысленную чепуху.
Она идет и идет, пока впереди не проступает огромный силуэт – поначалу она принимает его за упавший аэростат. Но силуэт движется ей навстречу, и мадам Буше понимает, что это и есть обещанный ей спутник. А кто еще, кроме него, сможет привести ее к дочери? Уж он-то точно знает дорогу, и его не собьешь с пути.
Он вырастает перед ней как гора – колосс на широких, подобных колоннам, ногах. Слон! Самый настоящий слон с большими ушами, длинным хоботом и добрыми глазами. Из-за покрывающей ее красной пыли толстая серая кожа кажется розовой.
Они останавливаются друг напротив друга: большая женщина и большой зверь – и долго молчат.
– Я тебя знаю, – наконец говорит мадам Буше, и слон ей кивает. Толстый хобот качается, как маятник напольных часов. – Тебя зовут Соломон, – продолжает мадам Буше, будто знание имени дает ей некую власть над огромным зверем, и слон снова кивает, бьет поклоны. – Очень хорошо. – Мадам Буше протягивает руку. Слон выгибает хобот в виде огромной покачивающейся буквы S. Мадам Буше гладит шершавую кожу. Ее ладонь тоже становится розовой. – Прости, но у меня нет яблок, чтобы тебя угостить, – говорит она. – Потом я принесу тебе все яблоки мира, а пока… нам предстоит долгий путь.
И слон Соломон обхватывает ее сильным хоботом и возносит вверх. Выше, выше и выше…
Дверь комнаты тихонько приоткрылась, и маленькая старушка бесшумно проскользнула внутрь. Кутаясь в черную шаль, Августа Торрес замерла на пороге. В комнате тихо, те, кто был здесь до нее, добрый мальчик и сердитая девочка, уже ушли, но Августа опасалась: а вдруг здесь затаился кто-то еще? Она заметила блестящие глаза, следящие за ней из темноты, – одну, две, три пары. Но это были всего лишь кошки, а кошек можно не бояться.
Удостоверившись, что, кроме нее и кошек, никого нет, Августа двинулась дальше, в соседнюю комнату. Туда, где на огромной кровати лежала добрая женщина. Августа не знала, что случилось, но знала, что доброй женщине сейчас плохо. Вот поэтому Августа и пришла – чтобы отдать доброй женщине то немногое, чем она еще владела.
Она шла медленно, каждый шаг давался с большим трудом. Как тогда, в Гранде-Опера, когда мерзкая Франческа Тасси намазала подошвы ее концертных туфель резиновым клеем – весь второй акт Августе пришлось петь, не сходя с места… И она спела! Спела, черт возьми, так, что зал рукоплескал целый час. Мерзкая Франческа аж захлебнулась от зависти… Нет, нет, нет! Бедная Франческа! Не от зависти она захлебнулась, а в холодных водах