Древнеславянские книжники не только переписывали или редактировали апокрифы, но и использовали их для составления собственных произведений. Так, в сочинениях болгарского писателя X века Климента Охридского можно найти немало параллелей с апокрифами о пророке Илье, о Богородице, а в конце XII века известный древнерусский книжник преп. Кирилл, епископ Туровский, автор замечательных торжественных гомилий на церковные праздники и нескольких посланий, широко пересказывал и прямо цитировал апокрифические сочинения Епифания Кипрского и Евсевия Александрийского о распятии Христа и сошествии во ад. Конечно, надо учитывать и то, что некоторые апокрифические по своему первоначальному происхождению памятники вошли в древнеславянский фонд вполне авторитетных текстов и стали общим источником явного и скрытого цитирования.
Хочется обратить внимание на литературную сторону апокрифических сочинений, бытовавших в книжности Древней Руси. Прежде всего им присуща ярко выраженная сюжетность. Иногда она определяется сюжетностью самого библейского повествования, как, например, в «Житии пророка Моисея», которое во многом следует за изложением событий в библейской книге «Исход» и книгах «Царств». Многие библейские апокрифы стали известны древнерусским читателям по особым компиляциям, составленным из разных канонических и апокрифических источников по Священной и всемирной истории. Эти компиляции — многолистные рукописные сборники — назывались греческим словом «палея» («древний», «ветхий»). В них читатель сталкивался н просто с дидактическим, но с сюжетным повествованием. В древнерусской книжности были известны три разновидности таких компиляций: Толковая, Историческая и Хронографическая Палеи. Именно из Толковой Палеи древнерусский книжник черпал сведения о событиях, рассказанных в Ветхом Завете, ведь первый полный славянский перевод Библии был сделан только в 1499 году при архиепископе Геннадии в Новгороде, это знаменитая Геннадиевская Библия. А до тех пор рассказ о сотворении мира и первого человека Адама, история изгнания Адама и Евы из рая, рассказы о Каине и Авеле, о строительстве Вавилонской башни и всемирном потопе, о пророках и царях Давиде и Соломоне и многое другое древнерусские читатели узнавали частично из летописи и из Палеи, древнейший русский список которой относится к концу XIV — началу XV века.
Средневековые христианские книжники воспринимали события ветхозаветной истории в провиденциальном смысле, то есть как прообраз истории новозаветной, и в сюжетах и поступках библейских героев искали и находили аналогии с евангельскими событиями. Апокрифы проникали на русскую почву и через рассказы паломников в Константинополь, на Афон и с Святую Землю. Игумен Русской земли Даниил, как он себя назвал в своем «Хождении» — первом русском описании паломничества по Святой Земле (начало XII в.), — рассказал много бытующих в Палестине устных легенд, основанных на апокрифическом материале. Древнейшая русская летопись, «Повесть временных лет», включила в свой состав разные апокрифические сюжеты, заимствованные из византийской «Хроники Георгия Амартола».
Хотя христианство в качестве государственной религии уже было провозглашено, но усвоение новой веры происходило не только через строительство храмов, основание монастырей, переводы христианской богословской литературы. Осталась актуальной и полемика с «иноверцами» — с иудеями, а после раскола церквей — и с «латинянами». Рассказу о крещении князя Владимира Святославовича в «Повести временных лет» предшествует знаменитый рассказ о выборе им веры. Связанная с этим «Речь философа», первое сочинение по русской истории, как назвал ее Д. С. Лихачев, тоже включила в себя апокрифические мотивы. Выбор веры, или спор об истинности веры, стал сюжетом некоторых публикуемых здесь апокрифов. В «Сказании о двенадцати пятницах» христианин Ельферий и иудей Тарасий спорят, чья вера правильней, и спор этот строится по эпической модели. Так, на этот словесный и религиозный диспут выходят два поединщика, условия спора оговариваются: тот, кто победит, принимает веру противника. Победа христианина как будто предопределена, но драматизм сюжета вызван появлением сына иудея, должного оказывать отцу моральную поддержку, но неожиданно для отца и для читателя переходящего на сторону христианина и выдающего ему великую тайну о «двенадцати пятницах». Так совершается чудо — один из важнейших компонентов поэтики средневековой литературы.
Сюжет распространенного в этой литературе «прения о вере» построен на диалоге, который придает необыкновенную динамику рассказу. В апокрифическом «Житии пророка Моисея» почти каждое событие его жизни находит свое символическое объяснение в истории Нового Завета, и эти параллели составляют основу скрытой (и не очень) полемики христианского книжника с неким воображаемым иудеем. Антииудейские интерполяции (вставки) характерны для Палеи. В нашем издании они опущены при переводе «Жития Моисея», который выполнен по древнейшему русскому списку Палеи из собрания Государственного исторического музея (Москва), и отмечены отточиями из-за некоторой отвлеченности подобных рассуждений, явно замедляющих сюжет. Но это наглядный пример того, что сюжет как таковой и занимательность рассказа как таковая, без некоей нравоучительной, «душеполезной» ноты еще не всегда интересовали древнерусского книжника.
Отзвуки упомянутой полемики о вере можно найти и в апокрифической «Беседе трех святителей». Это очень сложное произведение, известное на Руси в списках с XV века, но переведенное на славянский язык и даже в греческой рукописной традиции четкой формы. История текста этого памятника до сих пор полностью не изучена. «Беседа» уже самим названием указывает на диалог, но реальных персонажей, ведущих этот диалог, здесь нет. Ведь имена «трех святителей» — знаменитых византийских христианских писателей Иоанна Златоуста, Григория Богослова и Василия Великого, — которыми часто надписывается этот текст в рукописях, весьма условны. Они использованы, скорее, для придания ему авторитетности, что характерно в целом для древнерусской книжности и для вопросо — ответной литературы, к каковой можно отнести «Беседу трех святителей». Современному читателю наиболее интересны те фрагменты «Беседы», в которых вопросы и ответы строятся по принципу загадки-отгадки. Эти загадки, как правило, основаны на ветхо- и новозаветных сюжетах, но некоторые носят явно фольклорный и вполне светский характер.
«Беседа трех святителей» распространялась, по-видимому, параллельно письменным и устным путем. В качестве примера можно привести текст из «Беседы», представляющий собой загадку о праотце Ное, о потопе и спасении, процарапанный на берестяной чашке — солонке, найденной в 1952 году при раскопках в Новгороде в слое начала XIV века. Язык этой загадки отразил черты новгородского диалекта: «Есть град между небом и землею, а к нему еде посол без пути, сам ним, везе грамоту неписану».
Вопросо — ответная форма позволяла лучше усваивать библейскую историю и церковную догматику