* * *
Когда на двор опустилась темнота, Джуну последовал за Хёбин в бревенчатый домик. Стоило им открыть дверь, как он сразу понял, почему Хёбин предложила подождать до захода солнца. Внутри стоял большой телескоп. Через него Джуну с помощью Хёбин смог понаблюдать за звёздами в ночном небе. Ему показалось, что перед глазами развернулась вся Вселенная, а ведь невооруженным глазом трудно рассмотреть даже одну звезду. Но не только это заставило сердце Джуну биться чаще. Он мечтал заниматься физикой, и его больше впечатлили устройство и сложность телескопа, позволяющие смотреть на звёзды, чем сами небесные тела.
— Ого… Какой потрясающий телескоп! Я думал, что такие бывают только в исследовательских лабораториях.
— Там они ещё круче. Слышала, космический телескоп может видеть на расстоянии до двадцати двух световых лет.
— Двадцать два световых года?!
Как тут не удивиться? Ведь можно увидеть столько всего на расстоянии, которое проходит свет в вакууме за двадцать два года! Но Джуну всё же не удержался и пошутил:
— Ну, за два ряда кимбапа и пол-литра колы можно и на такое расстояние сходить.
— Что?
Хёбин расхохоталась, а вслед за ней и Джуну. Атмосфера внутри домика сразу стала комфортной. Может, поэтому Хёбин решила рассказать о своей семье, хотя никогда раньше ни с кем этим не делилась:
— Мой отец изучал звёзды.
— А, вот оно что. Так он был астрономом.
Хёбин кивнула и рассказала о том, как был построен деревянный домик. Она плакала каждую ночь, скучая по умершей маме, поэтому отец, жалея дочь, построил для неё этот домик. Он сказал, что мама стала звездой, поэтому нужно перестать плакать и вместе найти её на небе, и каждый день поднимался с Хёбин сюда, чтобы посмотреть на звёзды. Хёбин, окрылённая надеждой, что удастся найти маму, больше не плакала.
Ночное небо, где жила мама, понравилось девочке. В дни, когда стояла плохая погода и звёзд не было видно, отец утешал Хёбин, говоря, что сегодня мама навещает и лечит больные звёзды. В такие дни Хёбин молилась перед сном. Она просила, чтобы больная звезда скорее поправилась, чтобы завтра удалось увидеть маму и чтобы в ночном небе как можно скорее появились машины скорой помощи.
Джуну, у которого от рассказа Хёбин защипало в носу, вдруг задал вопрос:
— Лечила?
— Мама была врачом.
— Правда?
— Ага.
— Ого, а я думал, она увлекалась восточной философией или чем-то подобным.
— Восточной философией?
— Твоя тётя сказала, что у вас в семье из поколения в поколение передается сила предвидения. Кстати, а кем она работает?
— Адвокатом.
— Ух ты!
— Тётя говорит, что выигрывает большую часть дел благодаря силе предвидения. И берётся только за те, с которыми может справиться.
Потрясения следовали одно за другим. Астроном, врач и адвокат… Оказывается, Хёбин была из привилегированной семьи. Пока Джуну молчал и пытался справиться с удивлением, Хёбин вдруг спросила:
— Кстати, а что ты хотел узнать?
Только тогда Джуну вспомнил, с какой целью пришёл к Хёбин, но он уже услышал ответ.
— Я уже узнал. Твоя тётя рассказала, что в вашей семье двадцать пять часов в сутках передаются из поколения в поколение.
— Ты веришь в это?
— Да. Честно сказать, раньше я бы не поверил… Но, как бы там ни было, я завидую, правда. Вместо двадцати четырёх часов в сутках двадцать пять!
— В этом есть и минусы.
— О чём ты?
— День кажется слишком длинным, а ещё всякие штуки вроде автоматических дверей, кранов, из которых вода течёт по датчикам, или машин для сушки рук иногда срабатывают с опозданием, когда я подношу к ним ладонь. От этого появляется такое ощущение, будто я не существую, а самое обидное…
Хёбин собиралась сказать, что не может по-настоящему наслаждаться музыкой, но вдруг начала сомневаться. Ей почему-то стало неловко, когда она вспомнила, как спрашивала, не слишком ли быстро она сыграла. Хёбин не хотела раскрывать, что задала тот вопрос именно по этой причине.
— Эм… Ну… Что же ещё?..
Когда Хёбин, не договорив, начала колебаться, Джуну, чьи глаза сверкали от любопытства, совсем поник. Он истолковал её слова по-своему: больше ничего нет. Неудобство доставляют только какие-то мелочи… Сутки Джуну длились на два часа меньше, чем у Хёбин, поэтому он мог только завидовать. Но сейчас важно было не это, и Джуну сменил тему с серьёзным выражением лица:
— Послушай… Раз есть люди, у которых в сутках двадцать пять часов, наверное, есть и те, у которых их всего двадцать три?
— Двадцать три часа?.. — Хёбин на мгновение задумалась, а затем снова заговорила: — Должно быть, они всё время заняты. Если для меня скорость мира составляет 0,8 от обычной, то для них всё движется в 1,2 раза быстрее.
— Может произойти ещё кое-что похуже. Не как у тебя, когда время добавляется равномерно, а внезапно выпадает по пять или десять минут.
— Ничего себе! Такое вообще возможно? — Глаза Хёбин округлились. А ведь она и сама жила в невероятном мире, где сутки длятся двадцать пять часов.
— Ну, это возможно, если считать, что, пока все остальные двигаются, мир этого человека останавливается или его время искажается на пять или десять минут, а он сам этого даже не осознает.
— Хм… Тогда как водить машину? Из-за этого тётя сказала мне не садиться за руль, даже когда я стану взрослой.
— Конечно, и тот, у кого двадцать три часа, не должен этого делать. Но, если его особенность не передаётся по наследству, как в вашей семье, и этот человек о ней не догадывается, придётся довериться воле небес, — Джуну пожал плечами.
— Это страшно.
— Но ещё бо́льшая проблема — события, как Сунын, которых никак не избежать, даже если знаешь о своей особенности. Если на экзамене вдруг пропадёт целых десять минут…
— Жуть!
Это был прекрасный пример, который Хёбин приняла близко к сердцу. В ситуации, когда для поступления в университет необходимо сдавать Сунын, такая особенность — сущий кошмар. Это как наступить в грязь на дороге — просто небольшая неприятность, а если эта грязь внезапно летит тебе прямо в лицо — настоящая катастрофа.
Пока Хёбин дрожала от ужаса, снаружи послышался голос её тёти:
— Эй, молодёжь! Уже девять часов! Спускайтесь давайте!
— Что? Уже?
Хёбин, полностью погрузившаяся в разговор, с сожалением посмотрела на часы. Джуну тоже немного расстроился. Он думал, что девять часов — это совсем не поздно, но