– Боюсь, мы не в той эре, и я не захватила с собой машину времени.
– Не время для шуток. – Сжав мои плечи, мама сурово смотрит на меня. – Ты должна выкрасть младенца Иисуса с вертепа Пэришей, иначе мы проиграем в конкурсе украшения домов. Я сейчас говорила с Донной, та сплетничала с Пенелопой, которая узнала от Мэри-Элизабет, что большинство собираются проголосовать сегодня вечером за дом Пэришей лишь из-за фигурки из Ватикана, представляешь?
Я не знаю, что сказать. Действительно не знаю. Лишь глупо моргаю и жду, когда мама рассмеется мне в лицо, но она серьезна как никогда.
– Может, это сделает папа?
– Он слишком медлительный и неуклюжий, – отрезает она. – Ну же, Беви, я очень тебя прошу. После голосования мы вернем его на место. Ты же знаешь, сколько трудов я вложила в украшение дома, для меня так важно сохранить лицо, а еще важнее обойти Люси. Готова отдать голову на отсечение, что она летала в Ватикан только для того, чтобы утереть мне нос.
– А может, это сделает Сьюзан? Ее парень хотя бы адвокат и поможет вытащить ее, если вдруг поймают.
– А твой парень полицейский.
Моя ложь заводит меня в тупик.
– Сьюзи – наш фальцет, мы не можем обойтись без нее. Никто тебя не заметит, все соседи здесь. Давай будем работать в команде? Я знаю, что ты справишься.
После этих слов срабатывает внутренний переключатель, который ломает мою гордость и здравый рассудок.
Мама знает, что я справлюсь.
Никогда раньше я не слышала, чтобы она была так уверена во мне. Боюсь, после этих слов я готова достать машину времени и ринуться в другую эру.
– Ладно, – с решимостью соглашаюсь я.
Мама улыбается и крепко обнимает меня, а затем подталкивает в спину:
– Поспеши, дорогая, не теряй времени.
Вручив ей песенник, я подхватываю подол рясы и бегу к палатке с глинтвейном.
– Кай, нам нужно срочно кое-куда съездить.
– Но ты ведь должна сейчас выступать? Я освободил память на телефоне, чтобы снять это на видео.
– Есть дело поважнее.
Мы доходим до машины, и я спешно пытаюсь залезть в салон вместе с дурацкими крыльями и нимбом, который бьется о крышу. Плюхнувшись на сиденье, я поворачиваю голову и встречаю вопросительный взгляд Кайдена.
– Куда едем? – Он указывает на мой нимб. – На небеса?
– Просто езжай в сторону дома.
Я нетерпеливо всплескиваю руками, боясь, что в любой момент могу передумать и не оправдать маминых ожиданий. В конце концов, я украду младенца Иисуса всего на один вечер. Насколько это большой грех, если я делаю это ради мамы и ее спокойствия?
Когда Кайден тормозит напротив нашего дома, я крепко зажмуриваюсь, собираясь с силами.
– Бев? – осторожно зовет Кай. – В чем дело?
– Обещаешь быть моим другом, несмотря ни на что?
– Да, ты же знаешь, всегда и несмотря ни на что. Мы будем поджигать дом твоих родителей?
Качнув головой, я тянусь к дверной ручке.
– Не глуши двигатель, я быстро.
Крылья мешают мне вылезти, поэтому я снимаю их с плеч и, бросив на сиденье, хлопаю дверцей.
Пушистые хлопья снега оседают на Гринвуд-лэйн. Оглянувшись по сторонам, я убеждаюсь, что вокруг ни души, словно наступил апокалипсис. Тишину разрезает лишь урчание двигателя.
Прикусив губу, я шагаю на противоположную сторону улицы к дому Пэришей. Иду так осторожно, словно кругом зарыты мины.
– Хо-хо-хо!
Я вздрагиваю, услышав Санта-Клауса с крыши нашего дома.
– Чертов Санта, – бормочу я, возобновляя шаг.
– Счастливого Рождества!
– Пошел ты.
Подойдя к вертепу, я снова замираю. Даже не хочу оглядываться и узнавать, что написано на лице Кайдена.
Младенец Иисус лежит в яслях в окружении Девы Марии, Иосифа, ангелов, волхвов и вифлеемских пастырей. Чуть дальше стоят фигурки коз, овец и осла. У меня создается полное ощущение, что на лицах и мордах всех фигур написано острое осуждение.
– Здравствуйте, – шепчу я и стыдливо поворачиваюсь к Деве Марии: – Обещаю, я его верну.
Аккуратно взяв завернутого в сверток младенца Иисуса, я прижимаю его к груди, разворачиваюсь и несусь обратно со скоростью футболиста, направляющегося к голевой линии противника. Запрыгнув в машину, я хлопаю дверцей.
– Гони!
– В Вифлеем[3]?
– Просто езжай уже, Кай!
Рассмеявшись, он давит на газ, и мы срываемся с места. Пять минут мы едем молча, слышно лишь стук моего сердца и глухие смешки Кайдена.
Когда мы останавливаемся у кофейни, я понимаю, что вопросов не избежать и все равно придется говорить. Какое-то время я смотрю на то, как стеклоочистители сметают с лобового стекла оседающие снежинки, а мое лицо тем временем полыхает от пристального взгляда Кайдена. Сжав покрепче младенца Иисуса, я поворачиваю голову.
Кай вскидывает бровь.
– Мне правда нужно задавать вопрос вслух или ты сама догадаешься, о чем я хочу спросить?
На секунду прикрыв глаза, я прижимаюсь затылком к спинке сиденья. Обычно я редко испытываю стыд рядом с Кайденом и могу быть самой собой, но сейчас мне сложно подобрать слова.
– Мама попросила. Мы проигрываем в голосовании на звание самого красиво украшенного дома. Нужно обойти Люси Пэриш, поэтому пришлось украсть ее козырь.
– Вы правда считаете фигурку козырем?
– Эй, ты недооцениваешь младенца Иисуса! Он прямиком из Ватикана.
Потерев лоб, Кай продолжает посмеиваться:
– Что дальше? Ночью будем воровать ель с городской площади?
– Если мама выиграет конкурс благодаря моей помощи, то ее отношение ко мне может поменяться. Возможно, она не будет так придирчива и попытается разглядеть во мне не неудачницу, а кого-то лучше.
– Ты украла Иисуса, Бев, поэтому уже находишься дальше на ступень от «лучше».
– Можешь перестать повторять это? Нам нужно спрятать его и вернуться на площадь как можно скорее, чтобы на нас не упали подозрения. Ночью я верну все на место.
Когда мы возвращаемся на главную площадь, на сцене выступает церковный хор вместе с Люси Пэриш. Честно говоря, не знаю, как они взяли Люси, потому что ее скрипучий голос выбивается из общей тональности.
Мама видит меня и взволнованным взглядом молча спрашивает, как все прошло. Я показываю большой палец, и на ее лице мгновенно расплывается широкая улыбка.
– Жаль, что ты пропустила наше выступление, дорогая, это было потрясающе! Сьюзи заставила расплакаться некоторых людей красотой своего голоса.
– Почему тебя не было? – щурится Сьюзан. – Я так и знала, что ты подведешь всех и сбежишь в самый последний момент.
– Нет-нет, – мама приобнимает меня и поглаживает по плечу, – это я срочно послала Беви домой. Никак не могла вспомнить, выключила ли плиту. Так что не хами сестре,